Текст: Алексей Полоротов

Впервые в современной истории России солдаты другой страны не просто вошли на нашу территорию с оружием, а закрепились и, пусть с боями и потерями, продолжают удерживать часть российской земли. Уже больше чем полгода несколько районов находятся под контролем ВСУ. Десяткам тысяч человек пришлось все бросить и покинуть свои дома. Кто-то из них уехал подальше, в глубь России, но многим бежать было особо некуда и они остались жить в Курске и пригородах. В основном это жители Суджи. Города, в котором все еще может быть до трех тысяч российских граждан, а и. о. министра восстановления и развития приграничья Курской области Алексей Карнаушко заявил, что так или иначе боевые действия в результате вторжения ВСУ в Курскую область затронули 21% территории региона.

Многие из них не знают, смогут ли вернуться домой. И со своими проблемами идут к властям: записывают обращения к губернатору и президенту, но их проблемы решаются не так быстро, как хотелось бы. 

Журналист Осторожно Media съездил в Курск и поговорил с российскими беженцами об их проблемах и о том, как власти их решают. 

Суджа — это граничащий с Украиной райцентр, в котором до оккупации жило около пяти тысяч человек. Там же стоит пограничный блокпост, через который в том числе прорывались ВСУ. Через газоизмерительную станцию (ГИС) «Суджа» проходит крупнейший транзитный коридор поставок российского газа в Европу. Эта станция могла подавать в Украину в 2,5 раза больше газа, чем все остальные, вместе взятые. 

Мужчина средних лет стоит на сцене Свиридовского центра искусств перед полным залом людей. Толпа периодически взрывается неодобрительным гулом, а мужчина с плохо скрываемым раздражением старается эту толпу усмирить. Его выступление каждые несколько минут прерывается улюлюканьем, выкриками «Дайте нам деньги» или «Выдайте нам сертификаты!». Мужчина пытается отбиваться и быть вежливым. Это врио губернатора Курской области Александр Хинштейн. А недовольная толпа — около тысячи беженцев из Суджанского, Глушковского и Большесолдатского районов. Люди, которым из-за вторжения ВСУ пришлось бросить свои дома и все имущество, чтобы спастись. 

Это уже не первое собрание, на котором беженцы пытаются получить от властей ответы на одновременно простые и сложные вопросы: когда им смогут выплатить компенсации и выдать сертификаты на жилье? когда власти начнут обменивать тех, кто остался под оккупацией? когда, в конце концов, Суджа будет освобождена? С ответами на эти вопросы у властей сложно. Да и не все из них в компетенции губернатора. Но беженцы не всегда это понимают. 

Чиновник отмечает, что сейчас спрос на покупку жилья в регионе гораздо больше, чем его строится. Из-за этого застройщики поднимают цены на квартиры и дома. По его словам, с помощью аэрофотосъемки власти оценивают ущерб в пострадавших районах и уже на основе снимков будут выдавать людям сертификаты.

А после этого происходит перепалка, которая, произойди в каком-то другом месте, кончилась бы десятком уголовных дел. 

«Есть ли здесь люди, кто не верит, что мы освободим нашу землю и вернемся туда?»

спрашивает Хинштейн.

Оказалось, что есть. Люди с мест кричат, что никому и ни во что уже не верят. Женщина рядом со мной тоже поддакивает, но говорит мне на ухо, а не кричит: «Обещали за неделю освободить. Грош цена их обещаниям». 

В итоге Хинштейн перехватывает инициативу: «Вы что, не верите словам нашего президента? Конечно, освободим!»

«Когда?» — спрашивают его. Но на этот вопрос у врио губернатора четкого ответа не находится. Справедливости ради, он и не военный, чтобы знать наверняка. К тому же и сами военные не знают. 

Есть и не менее важный вопрос. После обсуждения сертификатов и освобождения самой Суджи люди начинают спрашивать про тех, кто не смог или не успел эвакуироваться и живет под оккупацией украинских военных. 

«А что же Российская Федерация делает для того, чтобы вернуть из оккупации около трех тысяч своих граждан?» 

спрашивает одна из женщин.

К ее вопросу присоединяются и остальные — зал снова гудит. 

Она же говорит, что в интернет попал «непонятный список людей», которых разыскивают власти, хотя волонтеры предоставляли свои списки, которые до сих пор ведут. 

Хинштейн сказал, что будет сделан единый реестр всех пропавших без вести жителей курского приграничья. Странно, что спустя полгода после нападения этого еще не было сделано.

«Почему Украина может вывести своих родственников из Суджи [вероятно, речь идет о местных жителях с украинскими паспортами]? Почему мы не можем за 100 км это сделать? Как нам быть в этой ситуации? [Наши родственники] без еды, без тепла, как там выживают сейчас эти люди?»

Хинштейн отвечает, что сочувствует всем, кто утратил связь со своими родными. Но когда они смогут вернуть своих близких, ответ дать не смог. Он сослался на то, что такие дела публично не обсуждают, что в целом логично. Но люди все равно недовольны. 

Вообще, Хинштейну с суджанами было тяжело справиться. В зале в основном люди от сорока лет. Им некуда ехать, некуда бежать, как, например, молодежи, поэтому и терять тоже нечего. 

— Пропускаю мимо ушей оскорбления в свой адрес. И национальные все эти вещи, которые вы позволяете. Бога ради, Бог — судья.

— Вы отвечаете вопросом на вопрос. Это вы не за людей, только сказки рассказывать!

— Правильно!

Оскорбления в адрес врио губернатора действительно звучали очень часто, в том числе и довольно расистские. Иногда такие, что глаза на лоб лезли. Лично я такого на публичных мероприятиях не слышал больше десятка лет. Хинштейн держал лицо, хотя видно было, что ему очень неприятно. Несколько раз он останавливал встречу со словами «Вы сейчас выпустите пар, а я пока помолчу. Продолжу, когда вы успокоитесь». 

Интересно, что мероприятие назначили очень неожиданно, как сказали местные, оно не планировалось заранее. Но когда в интернете появились объявления об акции с требованием «зеленого коридора», власти, видимо, решили перебить повестку и организовали свою встречу. 

Ухожу с собрания Хинштейна на ту самую, которой хотели не допустить власти. На выходе из Свиридовского стоит много мужчин — кто-то пьет кофе, кто-то курит. Делятся впечатлениями: «Я ушел нахрен оттуда, не могу это слушать. Ну что этот сделает, чем он поможет? Только вопросами на вопрос отвечает и уходит от ответов. Я ему не верю», — собеседник мужчины одобрительно кивает.

У многих в руках пакеты с гвоздиками. А это уже знак. На ту самую акцию с требованием коридора в местных телеграм-каналах живущие в Курске активисты призвали приходить с гвоздиками — по количеству тех, кто остался у них под оккупацией ВСУ. Между собой обсуждают, что приедут к мемориалу героев Великой Отечественной попозже — «если там задерживать не будут». В окологосударственных курских пабликах были сообщения, что «несогласованную акцию устраивает ЦИПСО». 

Около входа в мемориал в назначенное время совсем мало обычных людей, зато несколько десятков полицейских, часть из них в штатском: по характерному поведению, тому, что они фотографируют людей, кучкуются и периодически показывают пальцами на кого-то, кто показался им подозрительным, сомнений в их принадлежности не остается — центр по противодействию экстремизму. 

К двум мужчинам с гвоздиками подходят полицейские, о чем-то несколько минут разговаривают, проверяют документы и уходят. 

После полицейских к ним уже подхожу я. Сначала из-за того, что я не представился, они даже подумали, что я тоже из силовиков, но после того, как говорю, что журналист, становятся более приветливыми. 

Мужчины оба из Суджи. Один из них рассказал, что пришел на акцию, чтобы помянуть погибших пограничников: «Я там рядом работал, блокпост очень близко был, кого-то из них знал, общались. Меня в день вторжения не было на работе — не моя смена, из-за этого мне повезло. А парни бились, многие погибли», — говорит мужчина, представившийся Александром.

Идем к мемориалу, разговариваем. Он сетует на то, что область была не готова к вторжению — защищаться было нечем: «Очень много техники с границы было перекинуто в другие места. Были только погранцы. У них и шансов особо не было, но они держались, герои». 

Подходим к мемориалу, Александр возлагает цветы. Крепкий и взрослый мужик — снимает шапку, крестится, молчит. Снова подходит ко мне и сдавленно говорит: «Да уж». И отходит куда-то в сторону. 

Тем временем народ начинает прибывать на акцию. Струйка людей не очень плотная, не так их много было, как анонсировали в местных чатах, — большинство все же ушло слушать Хинштейна.

Многие из тех, кто возложил цветы, не уходят. Общаются между собой, у кого как дела, какие новости с малой родины, что с домами. 

Спрашиваю людей про эти самые сертификаты и выплаты. Оказывается, людям разово заплатили по 150 тысяч — и все.

«Я 75 тысяч сразу на квартиру выкинул, а у меня еще две бабки, тоже им помогать надо. Эти деньги очень быстро кончились. А ведь надо еще какую-то работу найти, да и за жилье каждый месяц платить, так что эта компенсация — копейки, понимаешь?»  

рассказывает суджанин Сергей

Мы говорим с мужчинами дальше, и один из них жалуется на то, что люди чувствуют себя брошенными. «Ты представляешь, у меня вся жизнь там была, ничего, считай, не осталось, а про нас даже в новостях не говорят».

Это вообще одна из главных обид беженцев: «По телевизору жопами крутят, а про нас ни слова, будто нас и нет». 

Еще один беженец по имени Андрей рассказывает, что ему с одной стороны повезло — у него есть квартира в Курске, а с другой — в Судже у него был бизнес:

«У меня там все было, понимаешь, две машины, вездеход, дом хороший, все пришлось бросить. Никто эвакуацию не объявлял, я в итоге детей взял в охапку, документы в пакет — и пешком через леса уходили. Я сначала хотел на машине, но посмотрел, она обстрелянная вся…»

Он же рассказывает, что неразбериха была и с устройством детей в школе. Например, его ребенок-первоклассник пошел на учебу только в октябре. До этого вопрос решить не могли. 

Мужчина тоже жалуется на власти. «Смотри, я же понимаю, что тут такая катастрофа, что не Хинштейну это одному разгребать, а Москве. Он говорит: денег нет в бюджете, — ну это понятно, но в столице-то они есть. Если бы власти показали всей стране, как они помогают жителям оккупированной территории, это бы всю страну и сплотило, что не бросают своих, понимаешь?» — я киваю. 

Тем временем у мемориала уже больше 50 человек. Полиция ведет себя очень корректно. Стоят в сторонке, никого не задерживают и вообще не трогают. Народ тоже ведет себя спокойно. Никто никого не провоцирует. 

В этот момент зашумела сирена воздушной тревоги. В местных каналах начали появляться новости о ракетной опасности. Но никто не расходится. Как мне объяснили, дело привычное, но давно ничего до города не долетало и народ не боится. Хотя мне это кажется сомнительным доводом. Тем более атаковать скопление людей, рядом с которыми к тому же много силовиков, ну как будто бы логично со стороны военных другой страны. Но ничего и правда не происходит — сирена через минуту замолкает. Через полчаса она снова зашумит — на нее все отреагируют точно так же. 

Через два часа после начала акции выясняется, что народ не расходится, потому что ждет своих главных активистов, в том числе и местных депутатов. Позже окажется, что они остались на встрече с Хинштейном и вообще не придут: собрание врио губернатора с жителями продлится в общей сложности пять часов. 

Позже мы разговариваем с одним из активистов — Михаилом, он называет себя не беженцем, а именно переселенцем. Про вторжение ВСУ рассказывает примерно то же, что и все остальные: выехал после массированных обстрелов, организованной эвакуации не было, не было даже объявления о том, что нужно уезжать. 

«Первыми эвакуировались администрация города и органы правопорядка. А мэр Суджи, уже находясь за пределами города, писал в своем телеграм-канале, что ситуация под контролем. Тем самым вводя людей в заблуждение», — говорит Михаил.

Он, конечно, больше всего недоволен организацией выплат за арендное жилье и выдачей сертификатов. 

«Изначально, чтобы получить компенсацию за аренду жилого помещения, нужно было подать справку о доходах семьи. И только если ваши доходы не превышали определенный уровень, вам полагалась эта помощь. Но из-за этого был скандал и правило со временем отменили». 

Но самая сложная ситуация, по словам Михаила, именно с сертификатами на жилье. 

«Сертификаты выдаются крайне медленно и на кабальных условиях. Те, кто уже приобрел жилье по сертификатам, вынуждены были отказаться от своих домов и земельных участков в Судже. Компенсация отдельно за землю не выплачивается, и участки вместо них не дают. По сути, это называется неосновательное обогащение (в терминах ГК РФ). Сейчас переселенцам дается три месяца, чтобы отказаться от своих прав на дом и участок земли, который принадлежит им. Люди очень возмущены тем, что у них отнимают и дома, и земельные участки. Все надеялись на то, что после окончания СВО смогут вернуться в свои родные места, чтобы восстанавливать свои дома», — говорит Михаил.

Это же обсуждали ранее и на собрании у Хинштейна.

У суджанки Людмилы в городе остался пожилой отец, ему 76 лет, кроме нее у мужчины еще две дочери и шестеро внуков. До оккупации он вел домашнее хозяйство. Ее отец не стал уезжать из города, потому что никто не думал, что украинские военные решатся на захват города. 

«Самый важный и проблемный вопрос для нас, для моей семьи — это зеленый коридор! У нас там остался папа, за полгода мы не видели его ни разу, узнали из видео от соседей, что начались проблемы со здоровьем, ему нужна помощь! Там ад! Проблемы с едой, связью, электричеством. И да, в данной ситуации мы благодарны тем украинцам, которые дают какие-то весточки о родных и помогают им медикаментами». 

Женщина рассказывает, что в ночь перед вторжением город сильно обстреливали. Они с родными сидели в подвале. Связи у них не было. 

«Ближе к обеду на «Теле-2» пробился звонок и нам сообщили, что танки на окраине Суджи. Сели в машину в чем были, взяли документы и поехали за родителями и сестрой. Папа сказал, что переждет дома, никуда не поедет. Мы и подумать не могли, что может такое произойти. Все, кто остался в Судже, остались только потому, что не была объявлена эвакуация, три дня мы читали, что все под контролем!»

У самой Людмилы с мужем был небольшой сельскохозяйственный бизнес, который пришлось бросить. Во время разговора она задает риторический вопрос: «Как нам начинать жизнь с нуля?» Ответа у меня нет. 

Самое интересное, что многие оппозиционные СМИ цепляются за жителей Суджи и за их обращения к губернатору и президенту как за какую-то точку напряженности и протестную активность, но за время общения с суджанами я практически не встретил антивоенно настроенных людей. Все они поддерживают СВО и ждут, что Россия «победит неонацистов» как можно скорее.