Текст: Алексей Полоротов

В Москве на Троекуровском кладбище 8 апреля похоронили военкора Владлена Татарского. Он погиб 2 апреля в Санкт-Петербурге во время теракта в местном Street Food Bar № 1, где проходила его творческая встреча под названием «Есть такая профессия — военкор». Проститься с блогером, получившим огромную популярность и влияние после начала СВО, пришло несколько тысяч человек. Корреспондент «Осторожно Media» тоже побывал на похоронах Татарского.

Подъезды к Троекуровскому кладбищу перекрыты полицией. Всем, кроме «випов», чтобы дойти до места прощания с Владленом, нужно пройти примерно полтора километра пешком. Каждые 10 метров на этом пути до кладбища стоят полицейские: второй оперполк, известный задержаниями оппозиционных активистов и жесткой работой на митингах. Меры предосторожности явно не были лишними с учетом того, как погиб военкор.

При входе на территорию кладбища — строгий досмотр. С таким пристрастием не досматривали даже перед митингами в «Лужниках», на которых выступал Путин. «Зажигалку придется выкинуть», — говорит полицейский. «Блин, да вы чего?» — спрашиваю. Он отвечает, что такой порядок, кивает на мусорный пакет, полный зажигалок. Корчу недовольную рожу, выбрасываю зажигалку, прохожу внутрь. Позже выяснится, что досматривали так строго далеко не везде, но время от времени были сценки, где кто-то у кого-то стреляет именно зажигалку. Хотя других моих коллег так серьезно не досматривали и они удивлялись, услышав мою историю.

У входа в похоронный зал большая очередь, не меньше тысячи человек, и люди все прибывают и прибывают. Изначально было сказано, что церемония прощания начнется в 12, но в 12, видимо, прощались с Владленом, в миру — Максимом Фоминым, родные, близкие и пресловутые «випы».

Многие журналисты тоже находятся в похоронном зале. Но я туда запросто пройти не могу: «Осторожно Media» в аккредитации отказали. Без объяснения причин. Хотя в целом причины, пожалуй, ясны.

Люди в очереди мягко говоря немногословны. Все в основном молчат. Очень много людей в камуфляже и со специфическими нашивками. Какие-то отсылают к ЧВК «Вагнер», какие-то — к другим военным подразделениям.

Кстати, владелец «Вагнера» Евгений Пригожин тоже пришел проститься с Татарским. Правда, вместо венка он принес с собой кувалду — «от бойцов». Постмодерном этот человек вовсю пользуется даже на похоронах.

Тем временем к очереди идут двое полицейских с человеком в штатском. Мужчина в штатском показывает куда-то в толпу и растворяется. Полицейские же подходят к девушке, просят ее пройти с ними — проверяют документы и сумочку. После проверки ее отпускают. Оказывается, что это знакомая нацболка Арина Решка.

Спрашиваю: «Что, обшмонали?» Та отвечает, что да.

«Ну, может, по типажу на Тыковку (ник в Твиттере Дарьи Треповой, обвиняемой в подрыве. — Прим. ред.) похожа?»

Девушка отвечает, что для нее такие сравнения оскорбительны.

Очередь так и не двигается. В толпе показываются знакомые лица: ходит Алексей Костылев — главред Readovka, чуть поодаль стоят сотрудники Владимира Соловьева: Сергей Мардан, Роман Голованов и Сергей Карнаухов. Пришел и основатель православного движения «Сорок сороков» Андрей Кормухин.

Разговариваем с Ариной. Она рассказывает, что после теракта многие люди, связанные с поддержкой СВО, несколько заволновались. Например, дверь в бункер нацболов теперь открывает человек в бронежилете.

«Многие после этого теракта подсели на измену»

Арина Решка.

От другого человека узнаю, что те же нацболы боятся, что кто-то им может в бункер банально гранату бросить.

Объясняют эти меры предосторожности тем, что журналист Роман Попков, которого связывают с движением «Роспартизан» и, соответственно, с терактом, — бывший нацбол, которого выгнали из партии, и «мстительная гнида», дескать, может воспользоваться положением, чтобы личные счеты свести. Попков хоть и любит вспоминать, что он бывший нацбол, теперь с ними по разные стороны баррикад.

Вдова Максима Фомина приезжает на похороны в окружении вооруженной охраны. Мало кто знает ее в лицо, так что сначала журналисты подумали, что это какая-то высокая чиновница. Но со временем все становится понятно.

Очередь начинает потихоньку двигаться. Люди в толпе все так же преимущественно молчат. Когда очередь зайти в похоронный зал доходит до меня, кроме венков и цветов, вижу и ту самую кувалду от Пригожина. Есть там венок и от ФСБ. Из колонок играет песня друга Татарского, Акима Апачева, «Они ушли» — апроприация одноименной экстремистской песни ичкерийского барда времен Первой чеченской войны Тимура Муцураева.

Спустя несколько часов церемония прощания заканчивается. Катафалк с телом Татарского выезжает к месту захоронения, рядом несут венки, собравшиеся начинают аплодировать — все идут к месту погребения. Где-то сзади в толпе и без охраны за гробом идет вице-спикер Госдумы Анна Кузнецова.

Хоронят военкора с воинскими почестями: почетный караул, залпы в небо, а батюшка в молитве тоже упоминает Татарского как «убиенного воина Максима». После залпа играет гимн России.

Теперь уже выстраивается очередь к самой могиле — бросить горсть земли. Мужчина передо мной бросает землю, крестится, а потом говорит:

«Макс, мы этим пи******м за тебя отомстим. Будь уверен».

2 апреля, так получилось, я был на месте теракта в Петербурге — и уже тогда чувствовалось некое оцепенение. Как такое возможно в центре одного из главных городов России? Неужели нужно теперь быть готовым ко всему, как во времена, когда террористы взрывали дома и захватывали школы? Оказалось, что теперь теракты в России снова возможны.

Это же оцепенение чувствовалось и на похоронах. Безопасных мест больше нет — это главное, что нужно помнить.