Из 200 человек трое ушли на СВО, дроны стали рутиной, детский сад пустует, потому что «места есть, но детей нет», население сокращается, основная часть жителей – пенсионеры. Но местные не жалуются: «скучновато, не так, как раньше», «но куда деваться», их в Диктатуре «всё устраивает». «Осторожно, новости» рассказывают, как живут люди в посёлке Диктатура Тульской области.
Автор: Настя Тапунова
Фото: Александр Попов
От Тулы до Диктатуры около 80 километров, но добраться туда тяжело: сначала нужно доехать до небольшого города Плавск, а оттуда ещё час на автобусе или машине. Местный таксист говорит, что слышит о посёлке впервые. За окном мелькают поля, маленькие домики… Вот киоск с шаурмой, дом престарелых, придорожное кафе с надписью: «Солдатам — чай и тульский пряник бесплатно».
Диктатура находится в тупике, из опознавательных знаков здесь только табличка. Это единственная достопримечательность, с которой фотографируются потерявшиеся туристы. Она разделяет посёлок на две части: с одной стороны сельскохозяйственное предприятие «Ударник», построенное на месте свиноводческого совхоза. Оттуда сырьё поставляют на Тульскую птицефабрику. Официально на предприятии работают около 40 человек. С другой стороны от таблички — жилая часть. На въезде размытая дорога. По бокам припаркованы машины, на одной надпись: «Отдел по борьбе с понтами». Из авто звучит попсовый трек о стриптизе. На гараже висит металлический красный череп. Рядом заброшки с выцветшей надписью: «Не уверен — не входи» — это бывший спортзал. На улицах лают собаки, гуляют курицы и утки. Людей почти нет.
Мимо проезжает мужчина на старом советском мотоцикле «Юпитер». Это Леонид, ему 38 лет. В посёлке он живёт с рождения, работает трактористом в «Ударнике». Спрашиваю, где найти Инну Николаевну — старосту Диктатуры. Её тут все знают. Вообще, все друг друга знают. Инна живёт в самом конце посёлка в одноэтажном доме — три комнаты и кухня. Сейчас она на больничном, у неё онкология, но, несмотря на это, Инна согласилась встретиться и рассказать о Диктатуре. На выходные к ней приехала шестилетняя внучка Оля. Надкусывая баранку, девочка говорит, что в деревне ей лучше, чем в городе. Инна рассказывает, что переехала в Диктатуру к мужу. Ей тогда было 18. Старостой посёлка стала не сразу: «сначала долго работала в администрации, постоянно активничала, а когда пришло время выбирать главного по посёлку, то ни у кого не было сомнений, кто станет».
По словам Инны, в СССР Диктатура была 101-м километром — здесь в деревянных бараках жили ссыльные из Москвы. Потом образовался совхоз, который распался и стал посёлком. Изначально деревня называлась «Диктатура пролетариата», но в 1991 году слово «пролетариат» отпало. Это версия Инны. Другие жители или вообще не знают, откуда взялось название, или утверждают, что посёлок всегда назывался просто Диктатурой. Тут около 40 домов: панельные двухэтажки, одноэтажные дома для двух семей и отдельные домики. Диктатура — это буквально тупик и конечная станция, потому что дальше только леса и поля. Недавно в посёлке проводили перепись, насчитали 380 человек, но, по словам Инны, на самом деле людей в два раза меньше. «В 1995-м, когда сюда приехала, тут у всех и мужья, и жёны, и дети. А сейчас какой дом ни возьми, одни бабуськи — дети разъехались, а мужья поумирали», — говорит Инна.
«А что в Диктатуре такого? Диктатура и диктатура. В России много посёлков с интересными названиями. Вы думаете, мы единственная Диктатура в России?»
местный житель
Дети Инны живут в Туле, но она уезжать не хочет, говорит, что тут у неё и огород, и хозяйство. Добавляет, что бывает «скучновато», но зато спокойно. Инна вспоминает, что раньше в Диктатуре был клуб, где проводили даже балы. Каждый местный, с кем удалось поговорить, вспоминает об этом месте. Сейчас он заброшен, власти обещали к 2026 году построить новый. С работой в Диктатуре «тяжко»: рук не хватает, молодёжь уезжает. Мужчины работают в основном в «Ударнике» — трактористами. Сама Инна — бухгалтер в местной администрации.
«Деревня буквально доживает, а что будет через 10–20 лет страшно сказать. Понятное дело, посёлок останется, потому что вода есть, газ есть. А садики и школы вряд ли уже будут. В садике, например, есть всё для детей, только детей нет»
От дома Инны идём по свежей асфальтированной дороге — гордости посёлка. «Во всех местных СМИ освещали, что наконец-то дорогу заделали», — говорит Инна. Проходим дом из белого кирпича. Отсюда в 2022 году мобилизовали мужчину. «C ним всё хорошо, жив-здоров, слава богу». На СВО добровольцами ушли ещё двое местных, 46 и 36 лет. Один из них погиб, но похоронили его не в Диктатуре, местные говорят, что «где-то в городе». Второй пропал без вести, родственники надеются, что жив и всё-таки вернётся. Инна новости смотрит редко, «чтобы не расстраиваться». О военном времени здесь напоминают дроны, которые во время атак на Москву пролетают над Диктатурой. «Я никогда не вздрагиваю, — признаётся Инна. — Я под кровать не лезу. Кто-то говорит, что бежит куда-то прятаться. Я — нет. Если прилетит, то уже не спрячешься, от судьбы не уйдёшь. А куда бежать-то, если что? Некуда».
Есть в Диктатуре и школа. Двухэтажное здание с потёртыми белыми стенами и новыми окнами. Здесь 9 классов, 6 учителей и 20 детей. В первый класс в этом году пошёл только Ванёк — «профессор», как его называют местные. Засунув руки в карманы ярко-жёлтой куртки, с рюкзаком на спине, Ванёк вприпрыжку прогуливается по Диктатуре. Второго класса в школе нет — не набрали. Два года назад сюда устроился молодой учитель Дмитрий, ему около 25 лет. Он ведёт математику, физику и музыку. Ещё работает классным руководителем единственного пятиклассника, заодно занимает должность в департаменте культуры Плавска и организует детские мероприятия. Считает, что в Диктатуре «тихо, спокойно», поэтому переезжать в город не хочет. Рядом со школой — детский сад. Время дневной прогулки, но детей на улице нет. «Недавно только один ребёнок ходил, сейчас не знаю, родителям легче самим с детьми сидеть», — говорит Инна.
В нескольких метрах от школы — столовая. Маленький обшарпанный голубой дом из дерева. Внутри тепло, запотевшие окна, два стола и окошко с зоной выдачи еды. Пахнет столовской едой, как в детском лагере, посетители гремят ложками. Обычно тут обедают рабочие из «Ударника», но в этот раз сидят трое молодых людей в форме. Инна спрашивает повариху Екатерину, что за мальчишки, та шёпотом отвечает: военные. По словам местных, иногда они проезжают мимо Диктатуры и останавливаются тут пообедать.
— Ты что не ешь? Давай ещё супчику, макарончиков или гречку? Чай, кофе будете? — спрашивает Екатерина.
— Ем я, ем, — недовольно отвечает лысый военный Архип. На вид ему не больше 30.
— Может, тебе с маслом или сахаром гречку, чтобы не сухая была? Ещё яйца есть. Я вам могу сырые дать, могу сварить. Ешьте с винегретом. Архип, вылези из телефона. Давай я тебе лучше сахарку насыплю, — тараторит Екатерина, бегая вокруг стола.
— Да я сам о себе позабочусь, — вздыхает Архип.
На обед макароны с курицей. Оставляю на тарелке несколько кусков. Екатерина недовольно спрашивает, почему не доела. «А они, москвичи, мясо не едят», — отвечает за меня Инна. В этот момент военный говорит сослуживцам: «Я б расстрелял за такое».
Рядом со столовой — почта. Всю жизнь там работает Ирина (имя изменено). Она, как и большинство местных женщин, переехала за мужем, потому что в Туле не было работы. «Жить негде было, а тогда в Диктатуре перспективы виднелись и жильё выдавали». Теперь местные заходят на почту редко. Ирина с гордостью указывает на стоящую рядом коробку: «Вот на СВО как раз посылку собрали ребятам нашим, скоро отправлю». Работа ей нравится, но «почтовая политика в стране сейчас странная: закрывают, объединяют, платят мало». Пенсионеры пока «держатся на плаву», а «молодёжь за такие деньги работать не пойдёт». Потом Ирина шутит, что надо меньше говорить, а то завтра не успеет прийти, а почту уже опечатали. «У нас же как? Своё слово в одном месте держи», — говорит Ирина, хлопая себя ладонью по бедру.
Рядом с почтой — конторка, где находится бухгалтерия. Недавно построенный домик выглядит игрушечным на фоне заброшенного клуба. Две женщины что-то печатают на компьютерах, фоном играет стендап, на стене за креслами — карта мира с «новыми территориями». Коллега Инны смеётся, когда спрашиваю, как назвать жителя Диктатуры. «Ну, не диктатор же. “Китайцами”, наверное. Площадь посёлка маленькая, а людей много», — говорит она.
Подруга Инны предлагает отвезти нас в соседний посёлок — Соковнино. Из-за близости с Диктатурой все жители между собой общаются, знают, кто где живёт, чем занимается. В Соковнино несколько лет назад местный меценат установил часовню, куда приезжает батюшка по праздникам, в другое время она закрыта. Он же поставил стелу на могиле декабриста Михаила Бодиско. Бодиско родился в этой местности, когда Диктатуры еще не существовало, был морским офицером и входил в революционный гвардейский экипаж, имевший связи с Северным обществом. Бодиско отговаривал матросов переприсягать Николаю I и призывал к введению в России свободы и республиканского правления. После восстания его арестовали и приговорили к пяти годам работ. На памятной табличке указаны имена членов семьи Бодиско, ещё есть надпись: «Жертвам политических репрессий».
На этом небольшом пятачке установлены памятники, отражающие сразу несколько эпох из истории Диктатуры. Есть табличка участнику Великой Отечественной, отдельный стенд поставили в честь участника СВО — «героя-современника» из разведки. Инна рассказывает, что раньше на этом месте был деревянный храм, но в 1960-е его приказали сломать, а местные растащили доски на дрова. Рядом хоронили людей, и до сих пор в пруду находят черепа.
На обратном пути заезжаем на кладбище. Инна с коллегой удивляются, насколько больше стало могил. Кажется, она знает каждого похороненного человека и его родословную. «Это же Нюрка! А у неё вообще неправильно на памятнике фамилию написали: она не Хасанянова, а Хасаньянова. Вот этот угорел, эта от старости умерла, этот — от алкоголя», — перечисляет Инна. На одном из участков установили флаг СССР. Рядом с кладбищем лес — там тоже есть могилы, но они «совсем древние, туда не пройти уже». Жители рассказывают, что сейчас сюда часто приезжают хоронить из города: там дорого, в Диктатуре хоронить родственника дешевле.
В посёлке знакомимся с библиотекарем, 68-летней Татьяной Ивановной, маленькой худенькой пенсионеркой. Работает три дня в неделю по три часа. Раньше требовали, чтобы больше читателей было. Сейчас задача — «пропагандировать библиотеку»: Татьяна Ивановна отчитывается перед руководством о проведённых мероприятиях, а начальник выставляет фото в соцсети. Так по всей России: библиотеки обязаны отчитываться в соцсетях о мероприятиях, часто патриотических, директивы об этом спускают сверху. Раньше книжки выдавал сельсовет, потом был застой — денег на литературу не было. «В 2000-х появился какой-то Фонд Сороса (признан нежелательной организацией на территории России), который книжки выдавал. Но по телевизору сказали, что они что-то замутить против России хотели. Поэтому перестали с ними сотрудничать», — рассказывает женщина. Татьяна Ивановна, как и все жители, мечтает, чтобы в Диктатуре клуб отремонтировали, «чтобы веселее жилось».
В Диктатуре есть и несколько двухэтажек. Все подъезды открыты, у каждой двери стоит по несколько пар обуви, со стен слезает зелёная краска. Во дворе — гаражи, на одном из них написано «Россия спецназ» и нанесена символика ГРУ. Около гаражей трое мужчин ковыряются в машине. Один из них, Владислав, рассказывает, что работает в «Ударнике»: «Работа, дом, кур покормил, телевизор и кресло любимое <…>а больше ничего и не надо». «Новости смотрим, что творится у нас. Чёрт-те что творится. Закончилось бы уже всё поскорее, хоть какой-нибудь конец, а его что-то не видать. Ребята же гибнут», — вздыхает Владислав. Он тоже жалуется, что молодёжь не идёт на предприятие: «некому на трактор садиться». Выходных в «Ударнике» почти нет. Во время дождя рабочих заставляют ждать, пока он закончится, иначе прогул, говорит Владислав.
«Мы даже и не думаем, что в Диктатуре живём. В интернете шутят, что в двойной диктатуре живём, но мы как-то привыкли. Новенькие приезжают и удивляются, конечно»
Владислав
Уехать из Диктатуры оказалось сложнее, чем приехать сюда: в Туле удалось вызвать такси, а вот до посёлка машины просто не доезжают. Можно дождаться автобуса до Плавска, но он ходит только два раза в день. Можно попробовать поймать попутку, но в этот день все проезжали мимо. Появилась мысль, что, возможно, придётся остаться в Диктатуре навсегда. Пришлось идти назад в посёлок, искать тех, с кем удалось поговорить. Помочь решил учитель Дмитрий — согласился на своём авто довезти до Плавска. Дмитрий, как и все, во время пути говорил о клубе и о том, как сильно местные надеются, что его скоро откроют. Но, по информации учителя, в проектных документах этого нет. Пока в Диктатуре никакого клуба не планируется.
