Текст: Виктория Ли

Колдовство и суеверия — неотъемлемая часть русской культуры, которая, пусть и слегка, но касается всякого. Даже сегодня, говоря о вещах совершенно привычных, мы то и дело неосознанно и незаметно вплетаем в нашу речь слова-обереги, совершаем охранные действия: «тьфу-тьфу-тьфу», «как бы не сглазить». Черные кошки, просыпанная соль, булавка за воротником — все это эхо древних чар, переживших столетия. Ни христианизация Руси, ни век атеизма не смогли искоренить веру в магию. 

Совсем скоро нас ждет самая таинственная ночь в году — купальская (по старому стилю она приходится на 24 июня), и в преддверии этого старинного праздника мы публикуем первую часть наших колдовских заметок. 

Чародеи старинной Руси

В третьей Псковской летописи есть справедливое замечание о том, что «русские люди прелестни и падки на волхвование», то есть колдовство. Несмотря на известный европейский стереотип о том, что чародейство — дело женское, древней магией Руси ведали мужчины — волхвы и знахари. Именно их звали на омовение новорожденных и на свадьбы, к ним обращались за советом и помощью. Сам Олег, прозванный Вещим, задавал волхву неизменный вопрос: 

Ибо когда-то спрашивал он волхвов и кудесников: «От чего я умру?» И сказал ему один кудесник: «Князь! От коня твоего любимого, на котором ты ездишь, — от него тебе и умереть!

«Повесть временных лет»

С приходом христианства белая магия седобородых мудрецов потемнела и те, кому покровительствовали свергнутые боги, превратились сперва в изгоев, а затем и в злодеев. Так, в той же «Повести» рассказывается история рождения полоцкого князя Всеслава, получившего прозвище «колдун»:

…и Всеслав, сын его, сел на столе его, мать же родила его от волхвования. Когда мать родила его, на голове его оказалась сорочка, и сказали волхвы матери его: «Эту сорочку навяжи на него, пусть носит ее до смерти». И носит ее на себе Всеслав и до сего дня; оттого и не милостив на кровопролитие.

Год этой заметки — 1044-й, и кровожадность князя объясняется его нечистым рождением. Чуть позже в «Слове о полку Игореве» Всеслава изображают уже настоящим оборотнем «в ночь влъком рыскаше». 

В миру, однако, не наблюдалось того же единодушия, что в выхолощенных богобоязненных текстах. Соперничество древнего язычества и новообретенного христианства завершилось совсем не победой последнего, но появлением двоеверия — народной религии, смеси византийского наследия и дремучего суеверия. 

Специалист по истории Русской церкви, профессор Петр Знаменский писал: 

Двоевер чтил и священника, и волхва, последнего даже более, чем первого; от священника он явно уклонялся, как от врага своей священной старины, считая саму встречу с ним не доброй.

П. Знаменский, «История Русской церкви»

Влияние «ведающих» людей было настолько прочно, что Серапион, епископ Владимирский, из XIII века с обидой пенял своей непонятливой пастве, что те-де больше доверяют всяким «волхвам и знахарям, чем священникам, ставя дела мирские выше дел божеских».

Но и само духовенство не всегда выстаивало против волшебного соблазна. В «Стоглаве» — сборнике Стоглавого собора 1551 года (Стоглавый собор — один из самых масштабных в истории Русской православной церкви) можно найти строки о невежественных «попах», которые в качестве снадобья используют четверговую соль (соль, приготовленная особым образом в четверг Страстной недели):

А в великия четверток порану солому палят и кличют мертвых; некоторый же невегласы попы в великий четверг соль под престол кладут и до седмаго четверга по велице дни там держат и ту соль дают на врачевание людем и скотом. 

«Стоглав», вопрос 26

Не разрешалось и освящение мыла, коему народная молва тоже приписывала защитные свойства. Особенно ценились те бруски, которыми обмывали мертвецов перед похоронами или с которыми парились в бане перед венчанием:

Впредь священником на освящение церкви от мирян мыло не приимати и на престоле до шти недель не держати. Аще ли которой священник дерзнет таковая сотворити, и тому быти во отлучении по священным правилом.

«Стоглав», вопрос 3

Русский историк Татьяна Михайлова в своей работе, посвященной уже XVIII веку, упоминает «заговорные письма» — записи с заклинаниями и заговорами, которые были частой причиной судов над священниками:

…таких дел, когда священнослужители обвиняются в колдовстве, в хранении или списывании волшебных тетрадок и заговорных писем, хранении в своих домах отреченной литературы довольно много.

Т. Михайлова, «Приходское духовенство и колдовская практика»

Вода, огонь и меч против магии

Магические манипуляции пытались контролировать и сдерживать, начиная с X века. Универсальный «Устав князя Владимира Святославича о десятинах, судах и людях церковных» (X–XII вв.), наряду с разводами, изменами и похищениями для брака, отдает под юрисдикцию церкви ведовство, узлы (изготовление оберегов) и зелье (изготовление магических зелий и ядов). Определенного наказания пока не существует, церковники в то время действуют больше интуитивно, руководствуясь социальной и политической температурой. Что касается способа изобличения чародеев, то он знаком и большинству современных читателей. 

Арабский путешественник Абу Хамид ал-Гарнати, посетивший Киев в 1153 году, сообщал:

Мне рассказывали о них, что у них каждые десять лет становится много колдовства, а вредят им их женщины из старух колдуний. Тогда они хватают всех старух в своей стране, связывают им руки и ноги и бросают в реку: ту старуху, которая тонет, оставляют и знают, что она не колдунья, а которая остается поверх воды — сжигают на огне.

«Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу»

Позднее об этом же методе напишет и уже помянутый Серапион:

Вы же воду послухом постависте и глаголисте: аще утопати начнеть, неповинна есть, аще поплыветь — волхов есть.

В острые периоды политических волнений кара за колдовство полагалась самая неприятная. Новгородская и Никоновская летописи упоминают о сложении большого костра для четырех волхвов в 1227 году, на котором те «згореша вси» (все сгорели). Некоторые историки объясняют этот всплеск жесткости деловитой экспансией новгородского боярства, стремящегося подчинить и обратить в христианство упрямствующие финские племена. 

Жгли ведьм и в трудные чумные годы, например в 1411 году в Пскове под горячую руку попали «двенадцать вещих жонок», якобы насылавших мор. Однако подобные случаи были все же не слишком распространены. 

На рубеже XV–XVI веков все меняется — преступления против религии переходят в разряд государственных. Волхвы, еретики и зелейники встают в один ряд с изменниками и бунтовщиками, а обвинения в «колдунстве» становятся подспорьем в политической борьбе. 

Так, доверенные Ивана Грозного — Алексей Адашев и протопоп Сильвестр — утрачивают свое влияние после слухов об «изведении» волшебством царицы Анастасии Романовой. А в 1591 году сжигаются ведуны, якобы повинные в загадочной смерти крымского царевича Мурата в Астрахани. Через сто лет, уже на другом суде в 1691 году, князя Василия Голицына обвинили в том, что он «держал в своей бане особого колдуна, чтобы с помощью любовных чар привлечь любовь регентши царевны Софьи».

Мнимых волшебников и даже их бесхитростную клиентуру строго преследовали и при Анне Иоанновне:

…и за то оные обманщики казнены будут смертию, сожжены; а тем, которые для мнимой себе душевредной пользы станут их требовать, учинено будет великое наказанье, биты кнутом, а иные, по важности вин, и смертью казнены будут.

«О наказании за призывание волшебников и о казни таковых обманщиков», 25 мая 1731 г.

При Елизавете Петровне за «суеверные бредни шептанием» тоже полагалось телесное наказание, а за «обманное выдавание себя за чародея» — обезглавливание.

Фактически декриминализировала колдовство Екатерина II, которая не видела в народной магии ничего иного, кроме как проявление людского невежества:

…закоснелое в легкомыслии многих людей, а паче простого народа о чародейственных порчах суеверие, соединенное с коварством и явным обманом тех, кои или по злобе или корысти своей оным пользуются.

Т. Михайлова, «Русское законодательство в отношении колдовства»

Как наслать чары

Неистребимая привлекательность магии заключалась в широком спектре предоставляемых услуг: заговоры, гадания, толкование снов, управление погодой, зельеварение, искание кладов, заговоры «от чудищ» и, разумеется, вредоносное колдовство, которое европейские коллеги называли maleficium — порча.

Чары могли насылать:

По ветру

Для этого необходимо было дождаться момента, когда ветер подует в сторону назначенной жертвы. Проситель, по желанию которого делалась порча, подавал колдуну горсть земли, снега или пыли. Далее произносились следующие слова:

Кулла, Кулла! Ослепи (такого-то) человека, вороные, голубые, карие, белые, красные очи. Раздуй его утробу толще угольной ямы, высуши его тело тоньше луговой травы, умори его скорее змеи медяницы (гадюки). 

М. Забылин, «Русский народ: его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия»

По мнению историка Николая Костомарова, загадочный «Кулла» — это особый, вредный ветер:

Дурной ветер назывался вихорь и происходил от Чернобога. Он носит еще название Кулла. Он мог ослепить человека и раздуть его; и много сохранилось преданий до сих пор о порче людей посредством дурного ветра.

Н. Костомаров, «Русское язычество. Мифология славян»

В 1698 году, после очередного стрелецкого бунта, который власти подавляли особенно жестоко, один из задержанных, «колдун Дорошка» (или Дорофейка) из Нижнего Новгорода, был обвинен в такой попытке «пустить заговорные слова по ветру на государя Петра Алексеевича и на мать его Наталью Кирилловну».

Через личные вещи

Обладание личной вещью человека также открывало путь для колдуна или ведьмы. Обычно через такие предметы насылали любовные или вредящие чары, которые начинали действовать, как только вещь попадала обратно к хозяину (целиком или с пеплом). 

Чародейка XVII века Наська-Черниговка была известна тем, что возвращала любовь охладевших мужчин и делала их добрее к женам — «отымала сердца и ревность от мужьев»:

…брала у женщин ворот рубашки и сжигала его, наговаривала на пепле. <…> Когда сжигался ворот рубашки, колдунья говорила: «Какова была рубашка на теле, таков бы муж к жене был».

В. Райан, «Баня в полночь: исторический обзор магии и гаданий в России»

Через следы, волосы и обрезки ногтей

Ногти, зубы, волосы и следы имели силу благодаря магическому переносу. Считалось, что обладание даже малой частицей давало колдуну власть и над всем телом, поэтому для наведения чар «знающие» люди стремились заполучить такую частицу. Очень распространенным ритуалом считалось «внимание следа»:

Заметивши след того человека (отпечаток ноги на земле), которому намерены нанести порчу, тщательно его прикрывают, обороняют чем-либо, чтобы кто-нибудь другой не заметил или не наступил на него.

Далее след аккуратно вырезали ножом, лучше таким, что обагрен кровью вихря:

Считалось, что ведьмы передвигаются в виде смерча и их можно остановить, поразив смерч ножом, после чего нож оказывается окровавленным.

В. Райан, «Баня в полночь: исторический обзор магии и гаданий в России»

Затем над извлеченным следом творили заклинание, а вот дальнейшие манипуляции зависели уже от цели порчи. Если человеку просто желали причинить неприятности, то оставляли зачарованный след в неприметном месте в доме жертвы. Если же речь шла о чарах на смерть, то след сжигали в нечистом месте — бане.

Известна и практика внимания следа для умилостивления господ: нужно было сперва сжечь ворот рубахи жестокого человека, а затем посыпать пеплом его следы. Впрочем, будет справедливо заметить, что такие чары не отличались особой эффективностью, ведь именно за них одну из мастериц второй жены Михаила Федоровича царицы Евдокии Лукинишны в 1538 году запытали огнем. 

С помощью предметов

Помимо магических амулетов, оберегов из трав и узлов, завязанных с особым наговором, на Руси активно использовали куколок. 

Чтобы навести порчу, образ человека, сделанный из соломы, ткани или воска, могли прокалывать, топить в воде, закапывать или сжигать. Некоторые исследователи считают, что такая практика получила распространение благодаря переводной литературе. 

Например, «Повесть о купце Григории» XVII века, переработанная версия польского перевода Gesta Romanorum (латинский сборник нравоучительных легенд), рассказывает историю чудесного спасения «человека купеческого Григория», которого пыталась извести неверная жена и «чародей-жидовин». По счастью, купцу встречается мудрец с волшебным зеркалом, где обманутому мужу и открываются злодейские намерения любовников: 

Григорий же, егда погрузися в воду и посмотре в зерцало, рече доброму приятелю своему: «Вижу, что в дому моем жидовин взя лук, жена же моя подает ему стрелу. Той жидовин хощет стрелити во образ мой, в воску слиян.

«Повесть о купце Григории»

Популярные приметы

Чтобы не сглазить

В отличие от порчи, сглаз необязательно был намеренным действием. По поверью, «глазливые» люди обладали такой способностью с рождения и ничего не могли с ней поделать. Вот как описывает действие дурного глаза одна из информанток этнографа Ольги Христофоровой: 

А насчет сглазов я знаю, что вот… у меня другая соседка есть, с которой у нас очень хорошие отношения <…> моя бабушка очень крепко с ней дружит, она тоже бабушка, старушка, соседка. <…> И вот она всегда говорит, что у нее такой дурной глаз, вот, но тем не менее все равно она с ней дружит, ходит к ней постоянно в гости и постоянно мучается. То какую-нибудь доску на ногу уронит, то еще что-то, и все на нее — все эти причины, все свои беды, — что она ее сглазила! Но тем не менее хорошо к ней все равно относится, хотя вот в такие моменты сердится: «Вот, опять сглазила!!!». Идет к ней, какие-нибудь булавки прилепляет…

О. Христофорова, «Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России»

Булавка — маленькая частица железа, металла, которого, по поверьям, нечисть боится больше всего. 

Британский историк-славист Уильям Райан упоминает о случае, произошедшем в 1881 году в России. Тогда в Академию наук передали приговоренного к смертной казни преступника для установления существования дурного глаза. Испытуемого морили голодом, поставив перед ним хлебный каравай. Как ни удивительно, эксперимент был признан успешным: через три дня анализ показал, что хлеб содержит некое ядовитое вещество. 

Трижды сплюнуть

Обычай троекратного плевка укоренился в христианском церковном таинстве крещения в качестве акта отречения от сатаны, плевали либо за левое плечо — известное обитание беса, — либо на западную сторону:

…отречение и в III веке, как и ныне, произносилось крещающимся, обратившись лицом к западу, который по учению Церкви, как страна мрака, есть местопребывание диавола. Самое отречение произносилось три раза. По окончании самого акта, крещающегося делал дуновение и плюновение.

А. Алмазов, «История чинопоследований Крещения и Миропомазания»

Просыпать соль

У истоков приметы о просыпанной соли стоят две причины: бытовая и мистическая. В первом случае рассыпание соли — продукта не только необходимого, но и дорогостоящего — грозило упреками в расточительстве. Ссорились из-за соли порой настолько масштабно, что это влекло за собой целые бунты, прозванные «соляными». 

Например, резкое поднятие цен на соль в Москве в 1648 году привело к грабежам домов, пожарам и убийствам.

Вторая причина заключалась в поверье о магических свойствах соли, которая могла как защитить, так и проклясть. В выражениях «насолить кому-то» или «насыпать соли на хвост» (доставить неприятность) ученые-лингвисты находят отсылки к колдовству:

Болезнь и «порчу» могло вызывать разбрасывание с наговором различных предметов. Тот, кто переходил через заколдованный предмет или соприкасался с ним, подвергался «порче». Часто с целью «порчи» использовалась «наговоренная соль». 

Н. Лукьянова, «Когнитивные источники образных слов»