Текст: Виктория Ли

Человеческие занятия обусловливаются традицией и прогрессом. Есть профессии-долгожители, суть которых не меняется столетиями, есть те, кто принимает и обуздывает технологические новшества, а есть и такие, что уходят навсегда.  

Сегодня поговорим об исчезнувших и забытых профессиях, без которых наши предшественники не представляли жизни. 

Золотари

С появлением крупных городов возник и внушительный «отхожий» вопрос. В Москве нечистоты, копившиеся активным населением, сперва выбрасывались во внутренний двор, а затем вместе с дождем и талой водой находили путь и на улицы. Зима приносила некоторое облегчение, но в жаркие летние месяцы в городе было не продохнуть.

Однако запах был не единственной и далеко на самой серьезной проблемой. Крысы — властелины помоек и основные переносчики инфекций — стоили Москве 50 тысяч жизней. Вспышка чумы, охватившая город в 1771 году, подтолкнула градоначальников к решительным мерам. Каждое хозяйство обязали иметь выгребную яму, а для регулярной очистки таких ям появилась и новая профессия — золотарь.

Остроумная публика прозвала содержимое выгребных ям «ночным золотом», так как очищались они именно в ночные часы. Несмотря на благозвучное название, работа была не из приятных и шли на нее либо из крайней нужды, либо для смягчения наказания. Известно, что преступникам за службу в золотарях сокращали срок. 

В темноте тащится ночной благоуханный обоз — десятка полтора бочек, запряженных каждая парой ободранных, облезлых кляч. Между бочкой и лошадью на телеге устроено веревочное сиденье, на котором дремлет золотарь.

В. А. Гиляровский, «Москва и москвичи», 1926

Плевальщики

В плевальщиках ходили люди толковые и уважаемые. Дело в том, что способом «выплевывания» засевали репу, культуру нежную и не терпящую тесноты.

До появления в России картофеля в XVII веке репа безраздельно царила на столах всех сословий, о ней рассказывали сказки, ей посвящали пословицы, а некоторые даже хоронили «по-репному»: умершего не своей смертью покойника оставляли на время в неглубокой открытой могиле, слегка присыпая землей, чтобы дать время смириться с непрожитой жизнью. 

Хоронить по-репному? Это уж мелко, мелко. […] Ну, по-репному-то — это мелко, это по-репному и называется. Это репу раньше насиют, и репу мелконько захоронят, чтобы с осени сразу ее домой принести.

Записано со слов жительницы села Лойма, Людмилы Степановны Чужмаровой, 1928 г. р.

Стоит ли говорить, что неурожай такого жизненно важного продукта мог легко обернуться голодом. Именно поэтому мелкие семена необходимо было высевать с осторожностью и сноровкой. Здесь как раз и вступали в дело плевальщики: набирая в рот микроскопические семена репы, они равномерно выплевывали будущий урожай, следя за тем, чтобы у каждой молодой репки было достаточно места для роста.

Поел бы репки, да зубы редки.

На спине репу не сеют.

Когда будет репа, тогда и мера.

Русские поговорки

Офени

Офенями во времена Российской империи звали странствующих торговцев, которые ходили по городам и селам, предлагая свой разношерстный товар.

Книгоноши

Специализировались на печатной продукции. Свой путь они начинали ранней осенью, а возвращались к Пасхе. Тяжесть зимних странствий окупалась сравнительной «свободой» населения — летом на книги времени не находилось. Да и доход зависел от крестьянской выручки за урожай. Известно, что владельцы постоялых дворов подсказывали торговцам, в каких деревнях мужик особенно разбогател. Книгоноши прекрасно знали вкусы населения и брали с собой только самый лакомый и ходовой товар.

Какой только заманчивой книжки, расценивавшейся за экземпляр от одной до десяти копеек, не содержал он! «Бова Королевич», «Илья Муромец», «Хмельная брага», «Тайный грех», «Венецианская красавица», «Современная гадалка», «Новейший полный фокусник», «Жизнь и казнь Стеньки Разина», «Страшный убийца и потрошитель женщин Джек», «Сорок раз женатый, или Невинные жертвы разврата», «Характеристическая жизнь, похождения и приключения портнихи-модистки с Кузнецкого моста и сидельца из Ножевой линии»…

Из «Красного крылатого словца» Евгения Иванова, 1900-е

Книгоноша служил как «передвижной библиотекой», давая за меньшую плату почитать понравившийся томик, так и рассказчиком, описывая захватывающее содержание продаваемых книг. Оказывали книгоноши и другие услуги: зная грамоту, могли прочесть нужную бумагу или помочь составить письмо.

Щепетильники

Торговцы мелким деликатным, «щепетильным» товаром предлагали народу всякую модную мелочь: серьги, запонки, воротнички, платочки, наперстки и т. д. Само название «щепетильник» произошло от слова «щепетить» — охорашиваться, наряжаться. В «Евгении Онегине» Пушкин использует слово «щепетильный» как раз в его старом значении:

Изображу ль в картине верной

Уединенный кабинет,

Где мод воспитанник примерный

Одет, раздет и вновь одет? 

Все, чем для прихоти обильной 

Торгует Лондон щепетильный.

Плакальщицы

Наряду с рождением и свадьбой, похороны являются важнейшим обрядовым действом. Еще Джеймс Фрэзер, именитый британский антрополог, замечал, что в славянских странах испокон веков придается большое значение «громкому выражению горя по умершим».

На особенно важных похоронах плакать полагалось долго, горько и качественно, поэтому появление профессиональных плакальщиц было только вопросом времени.

О приглашенных плакальщицах пишет посетивший Россию в 1588 году английский дипломат Джайлс Флетчер, который замечает, что они

приходят рыдать по усопшему и по языческому обычаю испускают вопли, стоя над телом […] и спрашивая покойника, чего ему недоставало и зачем он вздумал умереть.

Возможно, сдержанному англичанину было сложно оценить эстетику русского похоронного действа, но «вопли» эти со временем сформировались в целый литературный жанр погребальных плачей. 

Среди профессиональных плакальщиц имелись свои знаменитости, например хорошо известная фольклористам Ирина Федосова, жившая в XIX веке. Ее плачи считаются образцом русской обрядовой поэзии:

Укатилося красное солнышко

За горы оно да за высокие,

За лесушка оно да за дремучие,

За часты звезды да подвосточные!

Покидат меня, победную головушку,

Со стадушком оно да со детиною,

Оставлят меня, горюшу горегорькую,

На веки-то меня да вековечные! […]

У меня три поля кручинушки насияно,

Три озерышка горючих слез наронено.

Отдельного внимания заслуживают плачи по Владимиру Ленину, которого, несмотря на не раз декларированный материализм и прогрессивность, все равно провожали по старинному русскому обычаю:

Как услышали мы весточку нерадостну 

Да извесье невеселое […]

Мы услышали, что нет в живых 

Володимира Ильича Ленина.

Как у нас было в каменной Москве 

Велико у нас несчастие случилося».

Записано Л. Громовым от Котешковой Анны Николаевны в д. Сиверской Песчанского сельсовета
Пудожского района Карельской АССР, 1937 г.