Текст: Виктория Ли

Практически любая культура, оставившая след в истории человечества, имеет собственных мифологических персонажей. Есть они и у славян. Веками нити мифов, поверий, легенд и быличек сплетались в сказочный гобелен — и именно в такой форме продолжали жить в народной памяти.

Образ домового соткали из мурчания домашней кошки и мышиной возни за печью. Леший чудился трухлявым пнем или мшистой кочкой, а водяной вставал из густой влажной тени от мельничного колеса. Понятно, что существа эти родились задолго до сказки. С давних пор жили они бок о бок с людьми, и были времена, когда подлинность их не вызывала сомнений.

В каком-то смысле нечисть осознавалась нашими предками если не реальнее, то во всяком случае ближе, чем сами боги, потому что обитала совсем рядом. Ее представители могли наказать за проступок, погубить ради злой шутки, щедро одарить или спасти от верной гибели. 

В отличие от ярко выраженного христианского разделения на добро и зло, славянская нечисть была намного более амбивалентной — более человечной, более понятной. Функционал ее был настолько незаменим и обширен, что даже строгая регламентация христианской доктрины не смогла с этим ничего поделать. Каким-то образом нечисти удалось просочиться, протиснуться в христианский мир и надолго пережить тех, кому она когда-то подчинялась, — языческих богов. Подобно людям, эти существа просто приняли новый уклад, приноровились и продолжили жить.

Нечисть = зло?

Можно ли считать всех представителей нечисти злыми? Конечно, нет. Понятие нечистой силы отражает присущее христианству тщательное разграничение на «чистое» — относящееся к богу — и «нечистое» — к богу не относящееся. При этом совершенно необязательно, что вся нечисть стремилась только навредить — напротив, часто именно она выступала в роли защитника и помощника. Помня об этом, уже крещенные славяне предпочитали сохранять островки языческого мира. 

Хорошим примером того, как дохристианским персонажам приходилось существовать в христианской действительности, служит записанный этнографами рассказ жительницы села Рождественск в Пермском крае.

Мы в дом поехали, так я суседушку [домового] с собой пригласила. А в доме-то кошку вперед пустили серую, потом уже иконы, вещи заносишь.

Как нечистой силе, домовому не было хода в жилище, где находился абсолютный оберег — икона, поэтому даже самые благочестивые люди оставляли для домашнего духа лазейку, пропуская его вперед. По той же причине желающие заглянуть в будущее шли гадать в баню, где икон не предполагалось, при этом не забыв снять пояс и нательный крестик, а пастух на Русском Севере мастерил музыкальный инструмент из нечистого дерева — осины, надеясь, что это скрепит его договор с лешим. 

Находясь близко к земле, люди полагались на тех, кто ее олицетворял, а христианскому богу оставляли дела поважнее. Вот одна из быличек, рассказывающая о том, как дух гумна — гуменник — отстоял крестьянина в битве с упырем:

За мужиком гнался упырь. Мужик успел добежать до гумна и взмолился: «Дядя гуменник, не продай, дядюшка, в бедности, поборись с проклятым еретиком! За эту службу весь я твой душой и телом». Гуменник схватил упыря и, невидимый, стал с ним бороться. Мужик не смел шептать молитвы, чтобы не обезоружить гуменника. С криком петуха упырь исчез, и мужик остался цел.

Из книги Е. Левкиевской «Мифы и легенды восточных славян»

Кто такие нечистые?

Так откуда же взялись эти противоречивые персонажи, способные на добро, зло, мстительность и привязанность, и кем они на самом деле являются?

Исследователи выделяют несколько видов славянской нечисти: 

•  Мертвые
•  Живые
•  Демоны локусов (местностей)
•  Двоедушники

Домовой

В категорию «мертвой нечисти» попадают не только очевидные «заложные» покойники, то есть те, кто умер не своей смертью (упыри, шуликуны, кикиморы), но и уже упоминавшийся выше уютный домовой.

Домового считают одним из прародителей, хранителем рода и хозяйства. В некоторых рассказах упоминается, что ставший домовым дух не упокоился за грехи и получил наказ служить своим потомкам.

Служба службой, однако сердить беспокойного предка не стоило. Если хозяева ленились, пьянствовали, ссорились, не выказывали почтения или нарушали привычный ход вещей, домовой гневался и ярость его могла стать разрушительной. Обычно невидимый, домовой мог принять облик старшего домочадца, чтобы предупредить или пожурить кого-то. В одной из быличек Русского Севера описывается такой случай: 

Одна старуха рассказывала: «Я шла сей год ночью, не вовремя поила скотину. Люди уж спать стали ложиться, а я пойду скотину поить. Раз прихожу, а он на яслях сидит и говорит: «Неужели тебе, Марфа, некогда днем прийти?» Я гляжу: как будто мой дедко. Такой лохматый сидит. Я и подумала: «Дедко у меня остался на лежанке лежать. А с чего он сюда пришел?» Двери раскрыла — сидит на яслях. Я после этого больше не ходила ночью скотину поить. Надо вовремя все делать».

Из книги Е. Левкиевской «Мифы и легенды восточных славян»

Восточные славяне верили, что в каждом доме обитает домовой, а если нет, то быть беде. Без магического подспорья хозяйство хирело, домочадцы болели, а животные гибли. Потеря домового грозила смертельной опасностью, поэтому каждый рачительный хозяин стремился задобрить и уважить домашнего духа — под печкой или на чердаке оставлял хлеб, молоко, посыпанную солью кашу. Покупая скотину, принято было спрашивать у домового, какой масти следует брать корову или коня. Считалось, что если животное «не в масть», домовой его изведет. Ответ духа получали, слушая неверные ночные шорохи, или угадывали по цвету повстречавшейся в нужное время кошки.

Интересно, что домового избегали называть прямым именем, к нему обращались ласково: «суседушко», «батюшка», «дедушка», с помощью прозвища одомашнивая нечистую силу. 

Некоторые поверья разделяли домового-доможила и домового-дворового, отмечая главенство первого над всей остальной близкой к людям нечистью:

Как ни просто деревенское хозяйство, как ни мелка, по-видимому, вся обстановка домашнего быта, но одному домовому-доможилу со всем не управиться. Не только у богатого, но у всякого мужика для домового издревле полагаются помощники <…> Домовому-доможилу приданы в помощь: дворовой, банник, овинник…

Из книги С. Максимова «Нечистая, неведомая и крестная сила»

Банник

К совсем другому типу нечисти относится, например, банник. В отличие от домового, вредящего исключительно в воспитательных целях, банник чинил зло по зову сердца. Он — дух локуса, страж и обитатель определенной местности, в его случае — бани. Одним из указателей на не слишком дружелюбную природу банника служат его локальные прозвища: «банный черт», «нечистый» или «банный лешак».

Пусть баня и являлась творением рук человека, находилась она во власти враждебно настроенной силы, которая, коли зазеваешься, могла серьезно навредить. Правила использования территории банника были просты: не ходить мыться после полуночи, регулярно посещать церковь для защиты, оставлять хозяину бани гостинцы — воду, мыло, хлеб, веник — спрашивать разрешения, перед тем как войти.

Верят, что баенник всегда моется после всех, обыкновенно разделяющихся на три очереди, а потому четвертой перемены или четвертого пара все боятся: «он» накинется – станет бросаться горячими камнями из каменки, плескаться кипятком; если не убежишь умеючи, то есть задом наперед, он может совсем зашпарить. Этот час дух считает своим и позволяет мыться только чертям…

Из книги С. Максимова «Нечистая, неведомая и крестная сила»

Интересной вариацией банного духа является обдериха — существо, предстающее в виде обнаженной уродливой женщины, способной убить человека, содрав с него кожу живьем. Считалось, что обдериха водится исключительно в тех банях, где мылась невеста или роженица:

Обдериха-то, в новой бани нет ее. Пока невесту не сводят, нету обдерихи. А как невесту заведут, дак заходит. Раньше еще как говорили: если рожаница не сходила в баню, то и обдерихи нет, а если пошла, ну роженица, родит и мыться пойдет, и там потом обдерихи.

Из книги О. Черепановой «Мифологические рассказы и легенды Русского Севера»

И обдериху, и банника обвиняли в подмене детей — неопытной молодой матери ничего не стоило обнаружить в полотенце не румяного младенца, а чурбачок.

Овинник

К духам локусов относились хлевник, овинник, гуменник. В отличие от терпеливого домового, обитатели хозяйственных построек обладали крутым норовом, и обидеть их ничего не стоило, однако при необходимости и они вставали на защиту людей от пришлой нечисти. Овинник считался огненным духом и, кроме каши, требовал жертв посерьезнее, поэтому углы овина — места, где хранили и сушили снопы, — кропили кровью петуха. Представлялся овинник в виде большого черного кота с горящими глазами. Завидев его, ни в коем случае нельзя было креститься — раздраженный дух мог легко спалить всю усадьбу.

Вот он и сидит в нижней части строений <…> в самом углу подлаза, днем и ночью. Увидеть его можно лишь во время Светлой заутрени Христова дня: глаза у него горят калеными угольями, как у кошки, а сам он похож на огромного кота, величиной с дворовую собаку, — весь черный и лохматый. Овинник умеет лаять по-собачьи и, когда удается ему напакостить мужикам, хлопает в ладоши и хохочет не хуже лешего.

Из книги С. Максимова «Нечистая, неведомая и крестная сила»

Кстати о лешем.

Леший

Водяной, болотник, полевик и леший также являлись обитателями местности. С последним людей связывали противоречивые отношения. Лес был вражеской территорией, полной опасностей и ловушек, при этом он же был источником пропитания, куда люди отправлялись на охоту, по грибы, ягоды и травы.

Для установления хороших отношений с хозяином леса наши предки руководствовались принципом взаимного уважения: не вреди лесу, не балуй, не жадничай — и леший не тронет. Конечно, хозяин леса не брезговал злой шуткой: мог завести в чащу, напугать или заморочить. А мог и подсобить — по настроению. 

Леший был многолик, оборачивался человеком, зверем, птицей или корягой, мог вырастать до еловой макушки или прятаться под грибной шляпкой. В человеческом обличье его выдавала одежда, пусть и крестьянская, но ношенная по-чудному: отсутствие пояса, правая пола кафтана запахнута за левую, лапти перепутаны. Самые тесные отношения с лешим были у пастухов, которые в плохой год отдавали ему корову на откуп, чтобы сберечь стадо. Верили, что леший честно соблюдал границы со своей нечистой братией и побаивался животных особой масти: 

Но на луга, собственно, он выходит редко, строго соблюдая права соседа, называемого полевиком или «полевым». Не заходит леший и в деревни, чтобы не ссориться с домовыми и банниками, – особенно в те, где поют совсем черные петухи, живут при избах «двуглазые» собаки (с пятнами над глазами в виде вторых глаз) и трехшерстные кошки.

Из книги С. Максимова «Нечистая, неведомая и крестная сила»

В народе также верили, что беличьи и заячьи стада лешие проигрывают друг другу в карты, вот как раз история о таком проигрыше: 

По рассказам старожилов, одна из таких грандиозных игр велась в 1859 году между русскими и сибирскими лешими, причем победили русские, а продувшиеся сибиряки гнали затем из тайги свой проигрыш через Тобольск на Уральские горы…

Из книги С. Максимова «Нечистая, неведомая и крестная сила»

Водяной

У водяного характер был еще труднее, в народе говорили: «Леший пошутит — домой не пустит; водяной пошутит — утопит». Второе имя водяного — топельник, из-за дурной привычки утягивать людей на дно. Кожа водяного отдавала синевой, а борода — зеленью, тело было облеплено тиной, а в толстом брюхе плескалась вода, он имел перепончатые лапы, а порой и рыбий хвост. Из всех духов местностей водяной считался самым зловредным. Чтобы заманить людей в воду, он мог прикинуться тонущим ребенком или крупной дичью. 

Найденные на утопленниках синяки и кровоподтёки в народе тоже объясняли злодействами водяного, считая, что людей он возвращает неохотно и успев натешиться. Возраст властелина озер вторил луне — вместе с ней он старел и вновь молодел.  

Тихими лунными ночами водяной забавляется тем, что хлопает ладонями по воде гораздо звончее всякого человека, а когда рассердится, то и пойдет разрывать плотины и ломать мельницы: обмотается тиной (он всегда голый), подпояшется тиной же, наденет на вострую голову шапку из куги (есть такое безлистное болотное растение, которое идет на плетушки разного рода и сиденья в стульях), сядет на корягу и поплывет проказить.

Из книги С. Максимова «Нечистая, неведомая и крестная сила»

Если пастухи были ближе всех к лешим, то с водяными знались мельники. Когда мельнику удавалось заслужить благосклонность водяного, тот не только пускал воду на мельницу, но и чинил мельничные колеса. Чтобы задобрить не слишком дружелюбного духа, в омут бросали хлеб, куски сала и лили водку. Считалось, что если не кормить водяного салом, то он будет слизывать смазку с мельничных колес. Правда, иногда одним салом дело не обходилось:

…упорно держится повсюду слух, что водяной требует жертв живыми существами, особенно от тех, которые строят новые мельницы. С этой целью в недалекую старину сталкивали в омут какого-нибудь запоздалого путника…

Из книги С. Максимова «Нечистая, неведомая и крестная сила»

Ведьма

К «живой нечисти» относили ведьм и колдунов. Слово «ведьма» происходит от старославянского глагола «вѣдати» — знать. Дохристианские ведьмы, как правило, пользовались уважением общины, но с Крещением Руси «знающие люди» приобрели негативные характеристики. Церковь ревниво опекала свою монополию на магию. 

Образ ведьмы у славян столь же распространен, сколь и разнообразен. Например, полесская ведьма, угрюмая неопрятная старуха, водилась с чертом и обладала хвостом. Она умела оборачиваться предметами — колесом, решетом или стогом сена, а силу свою получала через прикосновение к церковной утвари. 

Карпатская босорка имела черты вампира и пила кровь. При свете дня представала юной красавицей, а с заходом солнца превращалась в чудовище с куриными лапами. Босорка подменяла детей и разъезжала в возке, запряженном черными кошками. 

Южнославянская вештица была двоедушницей — одержимой. Она строила козни под руководством вселившегося в нее демона, а после смерти становилась упырем. Ей подчинялись стихии, вештица вредила посевам и заклинала бури. 

Наконец, сибирская ведьма — мастерица наводить порчу и известная похитительница молока. Ей подчинялись змеи, волки и насекомые, которых она натравливала на скот и поля. Впрочем, с этой можно было договориться, и тогда она помогала в охоте и рыболовстве, лечила недуги, помогала в сердечной тоске и предсказывала будущее. 

Ведьмы, по общему мнению, отличаются от всех прочих женщин тем, что имеют хвост (маленький) и владеют способностью летать по воздуху на помеле, кочергах, в ступах и т. п. Отправляются они на темные дела из своих жилищ непременно через печные трубы и, как все чародеи, могут оборачиваться в разных животных, чаще всего в сорок, свиней, собак и желтых кошек.

Из книги С. Максимова «Легенды и мифы России»

Принадлежность к нечистой силе всегда выражалась звериными чертами или физическим уродством. Ведьмы, черти и прочие хтонические существа изображались с копытами, свиными пятаками, бородавками, хвостами, куриными лапами, горбом, толстым брюхом или крючковатым носом. Глаза их либо горели красным огнем, либо были совершенно пусты и черны. Заглянув в глаза нечисти, можно было заметить, что предметы в них отражаются снизу вверх или не отражаются вовсе. Телесные изъяны или звероподобность — верный признак нечисти, указывающий на то, что ухо нужно держать востро.