Текст: Марьяна Cure

Каждому, кто хоть чуть-чуть интересуется политикой, алгоритмы соцсетей обязательно подкидывали контент про «правый поворот»: мол, в мире происходят события, которые ощущаются как откат к социальной иерархии, жестким правилам поведения и агрессивной внешней политике. Волнений добавляют тренды на религиозность, перформативную женственность и отказ от образа «нетакусика» и «либерахи». Вы же видели тиктоки про то, что смена взглядов с прогрессивных на консервативные — это знак взросления?

В общем, в соцсетях нас окружает с одной стороны контент про патриотизм и львят на гелике, с другой — ролики о том, что происходит что-то страшное, и там обязательно будут эти два слова: «правый поворот».

Предлагаю разобраться, действительно ли правый поворот с нами в одной комнате.

«Правые» как ярлык и как термин

Давайте разберемся с терминами. Важно упомянуть, что понятие «правые» менялось со временем и его значение зависит от конкретной исторической эпохи и страны.

Термины «левые» и «правые» в политике берут начало во Франции в годы Великой французской революции (конкретно в 1789 году), и их происхождение связано с расположением депутатов на Национальном собрании. Сторонники монархии, фельяны, рассаживались справа, а якобинцы, радикально настроенные на перемены, — слева.

Правые стремились сохранить существующий порядок, традиции, монархию, иерархию — по сути это консервативные силы, «охранители». Левые — это те, кто продвигал радикальные преобразования, создание республики, свободу, отмену сословного неравенства и отделение церкви от государства. 

В современном же мире считается, что правые движения связаны с поддержкой частной собственности, со свободным рынком и ограниченным вмешательством государства в экономику. Добавим сюда еще противопоставление левым, которые чаще стремятся к перераспределению, равенству и в конечном итоге к социальному государству.

Но нас интересует конкретно сегодня и конкретно соцсети. Сейчас правыми в онлайне называют реакционеров-консерваторов, выступающих против леволиберальной повестки и глобализма. Сохранение традиций, религии, стабильных социальных институтов и защита национальных интересов приобретают форму трендов и смотрятся как что-то новенькое. 

Контекст: усталость от мейнстрима и SJW-повестки

В 2010-е шла волна освобождения от норм и прогрессивной культуры: борьба за инклюзивность, права меньшинств, акцент на чувствительности к языку. Эта понятийная рамка вышла из академической среды (феминистские исследования, постколониальная критика, позже — зеленая повестка) и через медиакорпорации стала массовой. Адептов этой критической теории называют Social Justice Warriors (борцы за справедливость), сокращенно SJW.

Со временем у людей возникла усталость от гиперполитизации всего: поправлять речь, чекать себя на привилегии, быть постоянно «осознанным». В тиктоках и рилсах такое активно пародируют, так что прогрессивная идея в 2020-х — это что-то типа карикатурного миллениала, который обсмеивает микрозелень в соцсетях. Но это в самом мягком варианте. 

В последние годы общество сильно поляризовалось, и если раньше критика леволибералов умещалась в основном в приколы, то сейчас она стала куда более агрессивной и даже алармистской. 

В 80-х в США было что-то очень похожее по реактивности, так называемая сатанинская паника. Родители, церкви и консервативные активисты обвиняли метал-группы, настольные игры, комиксы и MTV в том, что они разлагают молодежь, развращают и толкают к сатанизму. Это тоже была реакция на бурные социальные изменения 60–70-х: сексуальная революция, права женщин, права меньшинств. Общество колебнулось маятником — и в 80-е часть людей захотела «откатить назад».

А теперь представьте, что новый виток христианского фундаментализма в тиктоках и мемах может быть таким же эмоционально вовлекающим, но намного более вирусным. 

Эдиты, мемы и эмоциональное вовлечение в правый дискурс

На Западе инсту в шутку называют racist app. Уровень реактивного антивоук-контента там зашкаливает, особенно после изменения механизма цензуры в Meta: соцсеть стала куда менее политкорректной. 

Отдельная категория праворадикального контента — Save Europe эдиты: ролики с форсом эстетики силы, маскулинности и «старой Европы», в которой нет большого количества мигрантов и воук-политиков.

Тему мигрантов нельзя затронуть по касательной, так как она ведет к главному страху реакционеров: «мы вымрем, нас заменят людьми другой расы, культура и религия белого человека растворится в воук-пропаганде». Теория великого замещения, существующая вне соцсетей идея, заключается именно в этом. 

В общем, ответ на критическую теорию леволибералов сдобрен конспирологией. Вот как это звучит: поток мигрантов — это спланированная дипстейтом стратегия замены белого автономного населения цветным и зависимым от пособий. Вместе с этим частная собственность заменяется арендой, красивые женщины — бодипозитивными «менструирующими людьми», а дети — котами. Зачем? Чтобы было проще контролировать население. 

Кстати, левую идею интернационализма конспирологи связывают с теорией заговора о «Новом мировом порядке», формированием мирового правительства и Джорджем Соросом. 

Что в офлайне

В Европе в 2024 году правая повестка выросла, но «центр удержался»: социал-демократы и либералы сохранили большинство в Европарламенте, но правые усилились и создают давление по миграции и зеленке. 

В Штатах удар пришелся на репрезентацию меньшинств в масскультуре, а политика по мигрантам ужесточилась. Я склоняюсь к тому, что это больше про Трампа, чем про правый поворот. В 2016 году Америка уже переживала нечто подобное. 

В России поворот консервативный, не правый. Эти понятия мы видим (и определяем) очень близко, но не в этом случае. Визуально, эстетически — похоже, но по сути разное. В Европе и США правые партии и движения действуют внутри демократических рамок: они выступают с популистскими лозунгами, мобилизуют электорат на страхе перед миграцией, культурными изменениями или «диктатом меньшинств». В России же консервативный поворот — это не борьба партийных блоков, а политика сверху, закрепленная через государственные институты и медиа. 

Поэтому важно разделять эстетику правого поворота и сам политический процесс. Интернет-культура как будто создает общее впечатление единого тренда, но в реальности в Европе это политическая борьба за парламентские голоса, в США — кризис представительства и качание маятника вокруг Трампа, а в России — государственная идеологическая программа, которую массовая культура лишь обслуживает, не являясь источником настроений. 

Заключение: насколько реален правый поворот

Исторический ревизионизм, стремление к единству и традициям, а кое-где и фашистские флюиды — это реакция на усталость от доминирующего дискурса и на тревогу от экономических и демографических тенденций. Сейчас мы как раз там. Насколько далеко эта реакция распространена за пределами онлайна? Везде по-разному.

Я думаю, что воук- и антивоук-маятник — это не глобальные этапы трансформации общества, а все-таки больше контент и шоу для заинтересованных. Народная масса никогда не просыпается, она просто переходит из одного сна в другой.