Текст: Алексей Полоротов
Иллюстрация: Александр Петриков
Честно говоря, я никогда не мечтал о космосе. Я не люблю Станислава Лема, очень поздно посмотрел «Звездные войны», и 12 апреля всегда для меня было обычным днем. В детстве я не хотел стать космонавтом. Лучше водителем или президентом. Но прав у меня до сих пор нет, да и президентом тоже вряд ли буду. Но жизнь сложилась так, что космос в мою жизнь как раз ворвался — внезапно и бесцеремонно. Выгнали из университета, и я попал в космические войска. Запускать ракеты в космос — и один раз почти что своими руками. Буквально.
Начало 2011 года, Архангельская область, космодром Плесецк, стартовая площадка 122. Здесь служим мы — пара сотен солдат. Наша задача — поддерживать жизнедеятельность одной из сотен стартовых площадок, с которых Россия запускает в космос ракеты.
Космические войска, епта. Элита. Неуставщики, торчки, неблагонадежные, завалившие психолога, как я, в общем, дикари. Это моя рота на «старте». Нас всех отправили в жопу мира, подальше от начальства, которое любит наведаться в рандомную воинскую часть на космодроме. Позже выяснится, что те, кто отправил нас «подальше», ошиблись. «Роскосмос» решит выйти из комы, снова начнет запускать спутники с Плесецка, и значительная часть стартов будет именно с нашей и соседней площадки. Но об этом мы узнаем позже. А пока что мы с сослуживцем чистим железнодорожное полотно. Не очень понимаем, зачем это нужно: по железке никто ни разу не проезжал. Так что не очень утруждаемся. Больше болтаем да курим, чем лопатами машем.
Товарищ скучает по Челябе и траве, пересказывает мне песни рэп-коллектива АК-47, я делаю вид, что мне интересно. К концу службы многие их песни я и сам выучу наизусть. Так мы и профилоним весь день с перерывом на обед на железке.
Больше всего я люблю рассказывать эту историю.
Время близится к отбою. Кто-то подшивается, кто-то качается, кто-то «качает» — заставляет «молодых» отжиматься или держать табурет за ножки на вытянутых руках. В общем, рутина. В какой-то момент в располагу врывается наш младший сержант Сема и командует:
«Рота, стройся, форма одежды № 5!»
младший сержант Сема
Мы не выкупаем, потому что так-то была амбиция спокойно лечь спать, а командир требует, чтобы мы натягивали бушлаты. Значит, что-то случилось.
Строимся на улице, сержант указывает направление в сторону стартовой площадки и командует: «Бегом, марш!». Ничего не понимаем, но бежим. Сержант тоже бежит, хотя обычно не утруждается и идет за подразделением не спеша. Видимо, что-то и правда случилось.
Метров через 500 видим, что на железке стоит «стакан» от ракеты. Здесь нужно пояснить. Ракету на стартовую площадку привозят по частям и собирают уже на месте. «Стакан» — это нижняя ступень, которая после запуска отцепляется первой. И вот этот самый «стакан» стоит на железке. Там уже возятся ребята из других подразделений — откапывают эту хреновину.
Оказывается, тачанка, как мы ее называли, которая тащила ступень на старт, сломалась. Задача была довольно понятной: откапываем рельсы, толкаем тачанку. Проблема была в другом: за вечер снега навалило больше, чем по пояс, ступень от ракеты весила много-много тонн и толкать ее надо целый километр.
Офицер орет на меня, попутно выписывая кому-то подсрачник:
«Ускорься, военный!»
Я в ответ думаю, что с удовольствием ускорился бы ему по щщам, потому что от интенсивной работы лопатой через час уже неистово устал и насквозь пропотел. Как и мы все.
Офицеров, кстати, мы зовем шакалами. Потому что в нашем понимании офицер не друг человека. Постоянно пытаются найти косяки, за которые можно будет придумать какие-то наказания — будь то наряд вне очереди, бег по плацу в химзащите или что-то еще. Скучно им.
Но я отвлекся, а мы-то все еще откапываем. Копаем и толкаем. Тяжелая, сука. Долбаный космос.
«Лучше бы нормально в универе учился»
думаю про себя.
И толкаю. А офицеры и сержанты орут, что надо еще подналечь. «Бурлаки в Плесецке», холст, масло, крики, п*****и. Ближе к 4 утра мы все-таки эту хреновину дотолкали. Прокляли все и всех.
Обратно — тоже бегом. Сил ни у кого нет, постоянно запинаемся и падаем. Сержант в ярости, конечно. Вот только он-то руководил, а не в снегу ковырялся, сволочь. Запинаюсь, падаю, не спешу вставать. Сержант стоит надо мной и орет, чтобы я ускорился. «Не ускоряется!» Орет, что сам меня сейчас ускорит. Все понимаю, встаю, продолжаю движение.
Через несколько дней ракета «Рокот» готова к старту. Нас отправляют в убежище — на всякий случай. Кто-то болтает, кто-то спит. Я грущу: хотелось посмотреть на запуск. Офицеры говорят, что не положено. Но ближе к делу все-таки смягчаются и говорят, что, пожалуй, можно выйти и посмотреть.
Ничего красивее я до сих пор не видел. Огромная махина как будто бы нехотя отрывается от земли и расцветает алым и желтым. И с каждой секундой все быстрее взмывает ввысь. Даже слезы навернулись. «Вот ракета летит в космос. Я к этому причастен. С ума сойти!»
На следующее утро из новостей мы узнаем, что ракета так и не вышла на орбиту из-за каких-то технических неполадок и рухнула где-то поблизости вместе с каким-то спутником ЕС за 5 млрд евро.
«Хорошо, что не на нас»
комментирует сослуживец.
Потом выяснится, что родные тоже посмотрели телевизор и оборвали все возможные телефоны на космодроме.
А мы продолжим лениво чистить снег, болтать, курить, качаться по вечерам и слушать АК-47 перед сном. После инцидента будет еще много запусков — более удачных, но из-за этого не таких интересных. Именно в тот год российская космическая отрасль начнет выходить из комы. А маленькие солдатики в пиксельной форме будут ей по мере сил помогать.
Во имя Циолковского, Королева и Юрия Гагарина.
