Текст: Алексей Полоротов

Иллюстрация: Александр Петриков

Вечером 17 октября военный самолет Су-34 на взлете с ейского военного аэродрома задел жилой девятиэтажный дом и упал во двор. Здание загорелось. В доме жило 556 человек, 76 из которых — дети. Корреспондент «Осторожно Media» съездил в Ейск, чтобы рассказать вам о ходе спасательной операции и о том, как местные жители отреагировали на трагедию.

Место катастрофы — двор на Коммунистической, 20/1 — видно через 5 минут после въезда в город со стороны Ростова. Дом оцеплен полицией и военными, но по периметру все равно стоят десятки человек. Кто-то смотрит, как разгребают завалы, у кого-то под ними могут быть близкие — и они надеются, что спасатели отыщут их живыми, кто-то просто пришел посмотреть и сфотографировать. Выглядит он будто из зоны СВО, а не из мирного курортного городка.

В ста метрах от дома в маленьком ТЦ «Меотида» развернут оперативный штаб помощи пострадавшим: там люди могут написать заявления об утере документов, о необходимости предоставить жилье, получить юридическую и психологическую помощь. Там же на стоянке развернута военная полевая кухня, местные предприниматели подвозят еду. Поодаль — импровизированный мемориал: доска с надписью «ЕЙСК. 17.10.2022. ПОМНИМ. СКОРБИМ», люди будут нести туда цветы и игрушки несколько дней.

«За что нам это все? Вот зачем они над городом летают? Они же все время так летают. У нас и так из Украины гробы едут, теперь и здесь… А там в Крыму… А у этих яхты и виллы, кто с них спросит? Никто»

женщина у оцепления

То ли кому-то конкретному, то ли просто в воздух.

Люди пытаются пройти к своим квартирам, но их останавливают — разрешают только в сопровождении спасателей и не больше чем на полчаса. Каждую семью водят отдельно.

«Что взять с собой?» — спрашивает женщина, видимо, своего мужа. «Да ничего нахрен не бери, документы посмотри», — отвечает ей мужчина и задумчиво чешет затылок. Идти в свою квартиру сам он не хочет. Пытаюсь увязаться за людьми, которые идут в дом. Но на линии оцепления военные безжалостно меня отсекают.

Кто-то пытается прорваться через оцепление. Их терпеливо и строго тормозят. Пытаюсь заговорить с такой девушкой. Но ее бойфренд доходчиво мне объясняет, что у нее горе и мне не надо ее донимать. Звучит это примерно так:

«Я тебе ***** развалю, мудак ,*******, *****, ***!»

Я извиняюсь, жмем руки. Позже девушка подойдет ко мне сама.

При этом через полдня после катастрофы, когда пожар потушен еще ночью, в воздухе чувствуется отчетливый запах гари. Особенно когда подует ветер.

У входа в ситуационный штаб стоят несколько подростков: три девушки и парень. Одна из них рыдает и говорит: «Я думала, что я не умею плакать, а я умею», — и утыкается в плечо парня. Так они и стоят вчетвером. Девушка плачет, а остальная троица по очереди ее успокаивает.

Через несколько минут подхожу к ней и спрашиваю:

«Вы же из этого дома? У вас там кто-то был?» Она на секунду перестает плакать, вдыхает, чтобы ответить, и говорит: «Да, был… Погиб мой близкий человек. Погиб, понимаете? Погиб»

жительница дома

Она больше не обращает на меня внимания. Выражаю соболезнования и отхожу.

Под завалами находят еще одного погибшего. Их число вырастает до 14.

Мужики рядом с мемориалом тоже обсуждают пожар:

«Это еще повезло, могло больше погибнуть. Если в полседьмого ****** [ударило], а в десять еще махали с верхних этажей…»

местный житель

Спрашиваю у одного из них, мол, нормально ли спасатели отработали. Тот говорит, что приехали быстро, работали самоотверженно, «но в таких ситуациях раньше точно не бывали. Кажется, не всегда знали, что делать».

А вот другая жительница дома сильнее хвалит МЧС: «Ох, если бы не они. Меня вот вытащили! Мы сели на лавочки у дома и смотрели. Так страшно было. Ужас, что такое возможно! Ты представляешь, мы с людьми в этом доме с некоторыми по 30 лет прожили, а они погибли». Женщина делает паузу и продолжает: «Соседа я увидела, вытащили, повисла на нем, будто он сын мой, так радовалась, что живой! А еще у нас товарищ есть с первого этажа, парализованный, так вот, брат его выволок, он чуть угарным газом не задохнулся. Очень больно. Очень-очень больно и страшно, что так может быть», — заканчивает свою речь моя собеседница и продолжает смотреть на дом.

У ТЦ «Меотида» люди не расходятся и к вечеру. Кто-то просто боится уехать в пункт размещения и остаться наедине с мыслями, кто-то успокаивает соседей. Ну а кто-то по классике просто глазеет.

Разговорились с молодым парнем в очереди за бесплатным чаем от военных. Спрашиваю, видел ли он, как все произошло?

«Ну я метрах в ста был, я рядом живу. Гулял как раз. Ну взрыв был мощный или несколько даже. Ну я побежал смотреть. Представляешь, все оттуда бегут, а я туда. Ну спасатели вообще быстро приехали, сразу людей таскать начали. Страшно было, что там это все ***** еще раз, конечно, но я почему-то так и не убежал оттуда», — рассказывает паренек.

Пока он рассказывал, к нам подошли его друзья, приосанился — среди своих пацанов на ближайшие дни он точно герой.

После этого мы разговорились с мужчиной по имени Сергей. Здоровый и лысый, курит одну за одной. Говорит, знакомые в доме живут, но не пострадали. Друг у него поживет пока. Спрашиваю, как власти отработали.

«Да слушай, что про власти наши скажешь. Ну губернатор, Кондратьев, вот приехал, а как тут не приедешь. А до этого он в Ейске знаешь сколько раз был за свое губернаторство? Ноль. Ну, надеюсь, что не балабольство и людям помогут»

Сергей

Видим в отдалении главу района Романа Бублика. Спрашиваю про него. «Да знаешь, молодой, нормальный. Ну видно, что в шоке, но я его зауважал прям. Нормально справляется».

Затем разговорились про Украину. «Я думаю, что Путина обманули эти братки его, что у нас нормально с армией, а он сейчас это только понимает. Надеюсь, выводы сделают. Я знаешь что слышал? Что Шойгу на самом деле арестовали уже». Спрашиваю, откуда такие инсайды, — на Ютубе, говорит, рассказывают.

К ночи 18 октября появляется информация, что жители неповрежденных подъездов могут вернуться в свои квартиры. В канале губернатора говорится о почти сотне семей, но спасатели между собой называют другие цифры: «Две-три семьи на подъезд пока что. Хотя там уже есть свет, вода и тепло».

На следующий день мы встречаемся с мужчиной, у которого в доме на Коммунистической погибла жена. Он попросил не называть своего имени. Ходим полукругом около дома, он говорит, что должен был быть дома, но задержался из-за работы. 

«Мне кто-то говорит, что я в рубашке родился. Так вот в морду дать хочется. Милая моя же там была. А я не с ней был. А лучше бы с ней. Я теперь не знаю, как жить дальше. И не хочу»

житель дома

Главное, о чем он сейчас думает, — как похоронить достойно. Денег особо они не зарабатывали. Администрация района обещала выделить по 50 тысяч рублей на каждого погибшего. Он идет писать на них заявление.

Дальше от 2-го микрорайона (там место катастрофы) люди все равно про другое не разговаривают. Но интересно, как они после этой истории начинают воспринимать СВО. Спрашиваю у женщины по имени Тамара про ее отношение к происходящему в Украине. «А ты против *****, я знаешь как различаю? Ты говоришь: «В Украине». Я тоже против. Но если ты хочешь выкрутить, что это нам кара за Украину, то ты мне не выкручивай». Говорю, что и не пытаюсь вообще-то, но та мне не верит.

А вот продавщица в овощном магазине говорит, что совсем и не против СВО. «Людей, конечно, жалко, но ты сам не знаешь, что ли, что нацизм там? Так что надо». Покупаю у нее огурец.

Вызываю такси к тому самому дому, без разговора с таксистом же ни один нормальный репортаж не обходится. К тому же таксист Анатолий разговор начинает сам. «***** там на Коммунистической, конечно». «Да», — киваю. Водитель говорит, что это все от того, что техника у нас — говно.

«Вот че мы с хохлами так возимся долго? Потому что техника — говно». Спрашиваю, а надо оно нам вообще? «Ну, я тебе так скажу. Я хочу, чтобы Украина и Россия объединились и вместе по США *******. Вот кто реально *****. А в Украине — ну бандеру там немного проредить на западе. И по Киеву, короче, сделать границу, что это вот Россия. А западенцы пусть там с поляками и румынами зигуют», — заключает Анатолий.

У места катастрофы все еще люди, хотя их уже меньше, чем было 18-го числа или даже днем. Со двора вывозят автомобили, которые мешают разбору завалов, а военный грузовик «Урал» в неизвестном мне направлении увозит очередной обломок самолета.

20 октября начинают хоронить первых погибших. А для меня подходит время возвращаться в Москву. Перед 16-часовой поездкой на автобусе захожу в ресторан и сажусь в уголке, неподалеку от большой группы людей. Официантка просит пересесть в другой зал. «Поминки, извините», — говорит.

Когда подхожу к автовокзалу, вижу мужчину с коляской и девочку-подростка. Девочка говорит:

«Я не хочу туда, я не пойду туда, ну пожалуйста!»

И утыкается в мужчину. Тот растерянно пытается ее убедить, что надо, и идет дальше. Девочка плетется за ним, размазывая по лицу слезы.

После авиакатастрофы в Ейске погибло 15 человек, в том числе трое детей. 43 человека были ранены. 

24 октября ТАСС со ссылкой на источники написало, что причиной крушения самолета стали птицы, попавшие в двигатели. Чайки.