Общее место, но горе довольно сильно объединяет людей. Год назад настоящее горе пришло в наш дом, в нашу страну. Год назад в Курскую область зашли украинские военные. И, знаете, без пропагандистского задора хочется сказать, что вторжение на территорию России, да еще и оккупация наших земель впервые с Великой Отечественной объединили россиян гораздо крепче, чем эфемерные цели СВО, которых никто так до конца и не понимает.
Я, конечно, не курянин, но несколько командировок в регион, когда там начались боевые действия, у меня было, духом Курщины вполне проникся. Вообще, когда ходишь по условному Рыльску, а рядом прилетает дрон — это очень отрезвляет и заставляет чувствовать себя живым.
Я помню этот день год назад, будто это было вчера. Сначала никто ничего не понял. Ну зашла ДРГ, так они постоянно заходят. Ну захватили нескольких солдатиков, грустно, но это война, на войне вещи и похуже происходят. А местные и региональные власти на голубом глазу рассказывают нам и, что самое главное и ужасное, местным, что все хорошо, все под контролем, враг будет разбит, победа будет за нами.
Масштаб трагедии и вторжения все мы осознаем чуть позже.
В одночасье рухнул мир тысяч людей. Конечно, лицемерием было бы не упомянуть, что за последние три с половиной года мир рухнул у миллионов людей в России и Украине, никто про это не забывает, но тут я мысль, пожалуй, сверну, чтобы не сесть в тюрьму.
«Сегодня с полвторого ночи началось такое, которого ранее не было никогда»
рассказывали год назад жители Суджи, города, принявшего на себя самый сильный удар. Города, который стал символом этого вторжения и символом скорби.
Начались бои, пропала мобильная связь, люди прятались по подвалам и убежищам. В плен попали несколько срочников-пограничников. Достоверных данных о происходящем долгое время не было.
«Войска прикрытия государственной границы совместно с подразделениями пограничных войск ФСБ России отражают атаки и наносят огневое поражение по противнику в районе государственной границы и резервам на территории Сумской области», — рапортовало Минобороны.
Местные тем временем публиковали фото и видео с разбитыми домами, машинами и дорогами. Стало ясно, что это не просто наскок, а спланированная акция, цель которой — вторжение. К вечеру Минобороны сообщит, что «украинская ДРГ отступила на свою территорию» после попытки прорваться на территорию Курской области. Сейчас мы уже знаем, что это было неправдой.

Суджа и прилегающие территории будут под контролем Украины больше чем полгода.
Не в военных сводках, не в пропагандистских речах о «разгроме нацистов» следует искать суть той трагедии. А в потухших глазах стариков, потерявших свои дома, в бессильных взглядах взрослых и сильных мужчин, бросивших все, в лицах детей, которым слишком многое пришлось понять и слишком рано повзрослеть, в усталых женщинах, пытающихся скрыть ужас за мнимым безразличием. В дрожащих руках матерей, прижимающих к себе детей в подвалах во время обстрелов. В покалеченных городах и селах.
Шестое августа 2024 года стало отсчетом новой реальности, реальности, в которой соседнее поле может стать линией фронта, а соседний дом или магазин — укрепом. Реальности, которая пришла на нашу землю не сама по себе, а как следствие того, что Россия принесла на землю соседей несколько лет назад.
Я много думал о том, что чувствовали украинские солдаты, заходя в Курскую область. Мне кажется, они понимали, что большинство из них, скорее всего, погибнет. Понятно, расчет украинских властей был на то, чтобы получить козырь для мирных переговоров. Отчаянный и самоубийственный шаг, который, будем честны, всем нам изрядно потрепал нервы.
Не нам судить каждого в отдельности. Но мы обязаны видеть последствия. И они не в разбитой технике украинских военных. Они в разрушенных домах здесь, в Курской области, и там, в украинских городах и селах тоже. Они, эти люди, как и все мы, стали заложниками Большой Политики.
Даже в Курске, далеком от границы, ежедневно выли сирены ракетной опасности. Каждый раз, когда туда приезжаешь, сначала начинаешь дергаться от этих неприятных звуков, но быстро привыкаешь, на второй день перестаешь считать: одна, две, десять, двадцать…
Интересно, как эта трагедия изменила взгляд очень многих людей на конфликт. У многих моих знакомых, которые выступали и выступают против СВО, пропало ощущение того, что есть в этом конфликте сторона, которая права на 100%. Один мой товарищ, родом из Курской области, покинувший страну в том числе из-за СВО, рассказал, что после 6 августа начал донатить на гуманитарную помощь и едва сдержался, чтобы не начать посылать деньги на русскую армию, пусть и осуждает то, что делает российское государство.
Другая подруга из Курской области говорит, что в ней резко вырос локальный патриотизм. И пеняет федеральным журналистам за то, что они замалчивали масштаб трагедии.
«Когда 7 августа стало окончательно понятно, что произошло, у меня было чувство, что мне пытаются выцарапать сердце из грудины. Отчаяние, бессилие, страх, скорбь, злость. Чувство, что ты, как во сне, орешь, а тебя не слышат. В Москве ничего не менялось. По федеральным новостям в основном молчали. Так называемая либеральная оппозиция завела шарманку свою про «заслужили», от чего мне вообще хотелось кидаться на людей. Никто будто не понял, какая трагедия произошла. Я стала более воинственной, более курской, что ли. Мне вот стало казаться, что сначала Курск, а потом все остальное».
Суджане просто и бессильно кричали на губернаторов на бесконечных собраниях, на которых власти пытались их успокоить. Когда мы вернемся домой? Когда освободят тех, кто не успел покинуть Суджу и другие села? Ответов у властей не было. И оттого суджане были только злее и отчаяннее. Им еще только предстоит восстановить свой привычный быт. И на это уйдет очень много времени.

За этот год я познакомился с большим количеством военных. С кем-то даже подружился. Не все из них дожили до этого дня. Помню, как в феврале один парень, который сам про себя сказал, что он «мобик» и уже даже позывные новобранцев не запоминает, так быстро они погибают, кидал мне мемы, а в какой-то момент перестал. Через общих знакомых получилось узнать, что он погиб.
Чуть не погиб в уже освобожденной Судже и мой друг-журналист: его атаковал дрон, но, слава богу, повезло. Когда Хинштейн написал об этом в своем канале, даже без фамилии, я почему-то сразу понял, что речь о нем.
Опять же, общее место, но война — это большое горе. Плюньте в лицо тому, кто скажет, что это не так. Не стесняйтесь.
Эта годовщина — страшный рубец для тысяч людей. Не удивлюсь, если федеральные СМИ постараются не вспоминать об этом дне. Именно поэтому важно, чтобы о нем помнили мы с вами. И помнили, что бывает и так. Что беда может прийти и в наш дом. А настоящей победой для всех нас будет момент, когда наконец-то перестанут погибать люди. С обеих сторон. И лучше пораньше, чем попозже. С остальным тоже как-нибудь разберемся.