Текст: Виктория Ли
В последнее десятилетие в русские города возвращается шальной и огненный дух — старинная ярмарка. Даже если вы давным-давно покупаете все продукты онлайн или в соседнем супермаркете, пройти мимо вряд ли удастся.
Ярмарка поманит сахарной булкой и уведет в лабиринты шатров и палаток, гор снеди, поделок и сувениров — на любой вкус и карман. И тут не устоять, ведь в красочном изобилии, пряном и сытом дыму прячется обещание. Сегодня рассказываем ярмарочные истории: как торговали, что продавали и чем зазывали на русские торги.
Откуда взялась
Крупные слеты торговцев в Европе известны с дремучего X века. Об одной из крупнейших ярмарок в Лейпциге говорят уже в XII столетии — удачное дорожное расположение, сеть водных артерий и королевское покровительство сделали ее долгожительницей сродни библейскому Мафусаилу. Само слово «ярмарка» — веселое и шебутное для русского уха — тоже перебралось из солидного немецкого Jahrmarkt («годовой торг/рынок»).
Вместе со словом из Европы пришли и многие ярмарочные традиции — скоморохи, кукольные театры, карнавалы и балаганы, однако само явление не было исключительно европейским. До того как русские цари принялись рубить окна к западным соседям, деловые сборища на Руси звались торгами или торжками.
Археологи отмечают активное развитие коммерции в домонгольской Руси X–XII веков, находятся подтверждения и в летописях. Рассказывая о событии печальном и с торговлей никак не связанном — ослеплении теребовльского князя Василька в 1097 году, — Повесть временных лет мимоходом упоминает «торговище»:
И, взяв его на ковре, взвалили его на телегу как мертвого, повезли во Владимир. И когда везли его, остановились с ним, перейдя Воздвиженский мост, на торговище и стащили с него сорочку, всю окровавленную, и дали попадье постирать.
Ожидаемо, в числе первых регулярные ярмарки появились в Новом Торгу, который после превратился в Торжок. Правобережная историческая часть Великого Новгорода носит имя Торговая сторона — память о шумном новгородском Торге, процветавшем в XII веке.
В XVI столетии сведения о русских ярмарках записывал австрийский дипломат барон Сигизмунд фон Герберштейн. В его подробных историко-географических известиях читаем о событиях на реке Мологе, при городке Холопьем (Chloppigrod), куда
…во время ярмарки стекаются люди разных племен из самых отдаленных мест.
Говоря о московских коммерсантах, Герберштейн оставляет другую любопытную, но совершенно нелестную заметку:
Москвичи считаются хитрее и лживее всех остальных [русских], и в особенности на них нельзя положиться в исполнении контрактов. Они сами знают об этом, и когда им случается иметь дело с иностранцами, то для возбуждения большей к себе доверенности они называют себя не москвичами, а приезжими.
В 1721 году рачительный Петр, втолковывая своим чиновникам о пользе «ярманок», составил целый список:
Первое, умножают казенные сборы. Другое, споспешествуют оные купецким и ремесленным людям в торгах и в ремеслах их. Третие, привозят отовсюду во внутренние, не при море лежащие города всякие потребные товары, которых тамошние жители в дальних городах сыскивать, купить принуждены в цене с передачею. <…> Того ради надлежит в главном магистрате о умножении таких ярманок и торгов в городах и в уездах в пристойных местах.
Регламент главного магистрата
К рубежу XIX–XX веков крупнейшими ярмарками Российской империи были Макарьевская, Симбирская Сборная, Астраханская и Казанская Гостиная.
Данные Министерства финансов за 1904 год насчитывают 18 452 ярмарки по стране, их общий оборот — почти 11 миллионов рублей. Если кому-то из читателей захочется перевести эту грандиозную сумму на современные деньги, то поможет введенный в 1897 году золотой стандарт царского рубля в 0,77 грамма чистого золота за единицу.
Кто торговал — что продавал
Одним из основных отличий ярмарок от рынков была их скоротечность. Как и карнавалы, они врывались в привычную жизнь ярким сгустком изобилия и веселья (недаром существует выражение «ярмарочное гуляние»), а затем скоропостижно умирали.
Открытие происходило с особым торжеством — перед началом совершался молебен, а после поднимался торговый флаг. Заметим, что само слово «торжество» — родственное «торгу»:
Восходит к той же основе, что и существительное торг. Развитие значения шло в таком направлении: торг — торговая площадь — торжище — многолюдное место, где отмечают общественно значимые события.
Г. А. Крылов, «Этимологический словарь русского языка»
Итак, на время ярмарка становилась отдельной страной со своими жителями, управителями, внутренними уставами и правилами. Имелись в этом «государстве» свои гостиницы, трактиры и даже публичные дома. Последние, конечно, официально не санкционировались, но благополучно не замечались ярмарочной полицией, которая тоже была отдельной службой.
Свои имена давались и торговым рядам. Макарьевская ярмарка, например, располагала целым деревянным комплексом, который люди с народной откровенностью прозвали «Обжоркой». Сбывала Обжорка, разумеется, всякую снедь — рыбу, выпечку, пряники, специи, пряности, квас, медовуху, вино и все виды масел.
Именно Макарьевская летняя ярмарка, возникшая в первой четверти XVII века у стен одноименного монастыря, служит отличным примером «карьерного роста». Изначально она действовала раз в год — в день памяти преподобного Макария Желтоводского, но со временем жизнь ее удлинилась — сперва до двух недель, а потом на целый месяц. К началу XVIII века Макарьевские торги превратились в международное событие, получив видное звание «менового двора Европы с Азией».
В заметках иностранных гостей, описывающих деловую жизнь Руси, иногда встречаются поэтичные пассажи. Например, барон Майерберг в своем «Путешествии в Московию» описывает Волгу как невесту ее «господина» — Каспийского моря, а драгоценные грузы торговых кораблей зовет «приданым»:
Потому что для отправки армянам, мидянам, парфам, персам и индусам она [Волга] привозит вверенные ей русскими драгоценные меха собольи, куньи, горностаевые и рысьи. А берет за то у них разные ткани льняные, хлопчатобумажные и шелковые, золотые и серебряные парчи, ковры, сырой шелк, окрашенный в разные цвета, рубины, бирюзу и жемчуг, ревень, закаленные в Персии клинки и на обратных судах отвозит все это по бегущим ей навстречу рекам Оке и Москве даже в самую столицу Московской России.
Значительная часть упомянутых романтичным Майербергом богатств — разглаженных, разложенных, отполированных и вычищенных — вскоре многоцветным скопом выбрасывалась на прилавки.
Купцы выменивают от них пушной товар, добытый в течение лета и осени; товар этот покупают у них, как выше сказано, приезжающие сюда на ярмарку в июле иркутяне, перепродают на Нижегородскую и Ирбитскую ярмарки или в Кяхту, оттуда в Китай и т. д.
И. Гончаров «Фрегат “Паллада”»
Русский предприниматель конца XIX века Василий Денисов в своих исследованиях замечал особенность русских ярмарок — отсутствие специализации: всякий покупал и всякий продавал.
От миллионера, торгующего в нескольких губерниях, до коммерсанта, имеющего оборот в 20–30 тысяч рублей, каждый и покупает всевозможные предметы.
В. Денисов, «Ярмарки», 1911
Это так, торговали действительно всем возможным: сукном и готовым платьем, металлом и деревом (при желании можно было купить целую избу), посудой и степными скакунами, книгами и табаком, музыкальными инструментами и бесчисленными видами снеди.
В Москве на ежегодной весенней ярмарке — Вербных торгах — предлагались свои чудеса: камни-стеклорезы, «вечные свечи» (которые «горят несгораемо»), жестяные дудки и барабанчики, «американские яблочки» на резинках, шары-летуны, заводные мыши и лягушки. Все это механическое великолепие обильно сдабривалось сластями: леденцами, финиками, пряниками, шепталой, халвой, рахат-лукумом и царьградскими стручками, — ярмарочный дух всегда слыл лакомкой и обжорой.
«Американскими яблочками» на резинках, вероятно, назывались игрушки, похожие на современные йо-йо, а «шептала» представляла собой сушеные абрикосы и персики.
Если посмотреть в таблицы торговцев рубежа XIX и XX веков, то в списке ходовых товаров встречается еще один любопытный термин — «мягкая рухлядь». Популярность ее объясняется легко, ведь за более чем скромным названием прятался драгоценный мех.
В другой таблице — уже Нижегородской ярмарки — можно найти совсем диковинные наименования. Тот же самый пушной раздел сообщает, что вместе с беличьими хвостами, крашеной зайчатиной и монгольскими сурками в 1911 году за границу продавали арзамасских кошек, а покупали австралийских кенгуру, американского выхухоля и даже скунса.
Профессиональные зазывалы
Ярмарка была местом необычным, почти магическим, где вместе с каруселью и шарманкой вовсю крутились колеса удачи. Тот, кто посноровистее и посмекалистее, получал шанс выгодно купить или продать желаемое, а ярмарочный торг становился своеобразной дуэлью соблазняющего продавца и ускользающего покупателя.
Основной, то есть материальный товар ловкий делец пересыпал затейливым словцом, шуткой или остротой. Все это входило в стоимость, ведь на ярмарке продавали не только вещь, но и впечатление.
Вот какой разговор, подслушанный в московских торговых рядах, вспоминает русский журналист и бытописатель Евгений Иванов:
Ах, батюшка, Иван Терентьевич, откроем для вашей милости все наши штучки: в полоску теплые зимние брючки, божий старичок, для храмового бдения и гостей посещения — длинный сертучок, дипломат черный с волоском — маренговой, чтобы ай-да-ну!.. Сам я тоже пофрантить иногда люблю… Отчего и нет?.. О цене после говорить станем, по вкусу надо сначала товар подобрать… Ну вот-с! Старый конь борозды не испортит, а новую, где надобно, наведет. Пошутить я тоже вовремя люблю…
Е. П. Иванов, «Меткое московское слово»
Самые смелые и языкастые торговцы прибегали к трюку антирекламы, чем одновременно шокировали и обращали на себя внимание покупателя:
Шуба для доброго купца-молодца! Приклад — моржовый, воротник — ежовый, а вокруг всех прорех еще нашит рыбий мех. В один рукав ветер гуляет, в другой метель прометает, от тепла зимой зуб на зуб не попадает!
Е. П. Иванов, «Меткое московское слово»
(Шуба при этом предъявлялась совершенно шикарная).
Бывало, что делец брал клиента рифмой и заковыристым словечком:
Вот так квас
В самый раз!
Баварский со льдом —
Даром денег не берем!
Пробки рвет!
Дым идет!
В нос шибает,
В рот икает!
Запыпыривай!
Небось
Этот квас затирался,
Когда белый свет зачинался!
Материалы из архива В. И. Симакова, «Красноречие русского торжка»
Встречались на ярмарке и знатоки тонких психологических игр:
Кто курит табачок,
Тот прекрасный мужичок!
А кто нюхает табак,
Тот хуже бешеных собак!
Материалы из архива В. И. Симакова, «Красноречие русского торжка»
Автор этого рекламного текста явно делал ставку на то, что с бешеными собаками никто ассоциироваться не пожелает — и закупится курительным табаком.
Отдельного внимания заслуживают приговоры «торговцев удачей».
Вот какие слова сопровождали аттракцион чертика-водолаза, который при нажиме опускался на дно банки и поднимал записочку с предсказанием:
Пишет дедушка Данило
Без пера и без чернила,
Не чернилом, не пером,
Своим собственным перстом
О краже, о пропаже,
О вашей немощи и боли
И о несчастной любови!
На задуманный предмет
Дает точный ответ!
Десять копеек — небольшой расход!
Материалы из архива В. И. Симакова, «Красноречие русского торжка»
